Окна во двор - [9]

В ванной комнате «тест» усложнили: треугольники были разных цветов – белый, черный, бело-черный (больше белых полос, чем черных) и черно-белый (больше черных полос, чем белых). В каждом следующем ряду порядок треугольников менялся: черный треугольник с основанием вверх в следующем ряду был уже с основанием вниз. Проследить логику комбинаций оказалось сложно, но я все-таки уловил последовательность.

И я так подробно об этом рассказал, потому что смотрел на плитку сорок минут, сидя на эмалированном бортике ванны. Сорок минут перед глазами ничего, только сраные треугольники – свихнуться можно.

Потом кто-то постучал. Я поднялся, отодвинул шпингалет, приоткрыл дверь. Через небольшую щель на меня смотрел Слава, одетый в белоснежную рубашку с запонками на манжетах.

Я не сдержал иронии:

– Это что, косплей на Льва?

– Очень смешно. – Он устало улыбнулся. – Я хотел сказать, что мы выходим через десять минут.

– Ладно, – ответил я, но с места не сдвинулся.

– У тебя все хорошо? – осторожно уточнил Слава.

Я оглядел ванную комнату и сказал:

– По-моему, плитка – дерьмо. Полная безвкусица.

Слава проглотил мое замечание, решив, видимо, что я ерничаю. Но посудите сами: треугольники разных цветов вертятся то туда, то сюда – разве это не дизайнерская катастрофа?

В своей комнате, где стены были просто светлыми, я переоделся: брюки, рубашка, недырявые носки, все как полагалось. Рубашка не белая – грязно-серая или бежевая, льняная. Брюки тоже были не классическими и доставали до щиколоток. Льву это не понравилось.

– А одежды по размеру не нашлось? – Он кивнул на мои короткие штаны.

Сам он стоял напротив зеркала в точно такой же рубашке, как у Славы, и возился с запонками.

– Они нормального размера, – сдержанно ответил я.

– Ты же не гулять идешь, а на свадьбу.

– Ты еще скажи «не на дискотеку».

– И скажу. Есть такое понятие, как дресс-код.

– Я же не в трусах.

– В трусах ты или нет, меня не волнует, а вот брюки – кошмар.

Тяжело и показательно вздохнув, я развернулся на пятках как солдат («Есть, сэр») и пошел в свою комнату. В узком коридоре между двумя спальнями столкнулся со Славой. Он был не похож сам на себя: теперь на ослепительно-белой рубашке сиял шелковыми лацканами черный пиджак, на поясе – камербанд, на ногах – брюки с лампасами под стать лацканам. Конечно же, брюки были в полную длину.

– Ты куда? – удивился Слава и показал на свои наручные часы. – Нам пора.

– Меня арестовала полиция моды. Нужно переодеться.

– Зачем? – Он оглядел меня с ног до головы. – Хорошо выглядишь.

– Жених недоволен. Говорит, брюки – кошмар и трусы надо снять.

– О господи…

Слава пропустил меня вперед, как бы давая понять, что в этом вопросе он бессилен. Подойдя к двери своей спальни, я оглянулся на него.

– Пап?

– Да? – Он быстро обернулся.

– А ты сам-то доволен?

– То есть?

– Выглядишь шико-блеско.

– Спасибо.

– Это не комплимент.

В комнате я проделал все по новой: отворил дверцы шкафа, порылся в вещах, снял короткие брюки. Из вредности захотелось нацепить шорты, но я пожалел Славины нервы, поэтому надел скучные школьные штаны, отвечающие всем стандартам необходимой длины.

Выйдя в коридор, я увидел нас троих в большом зеркале на дверце шкафа-купе, и мне стало нехорошо: абсолютно одинаковые, как манекены из отдела мужских классических костюмов, мы источали кошмарное, душное занудство.

– А где Ваня? – спросил я, отводя взгляд от своего отражения.

– Ждет на улице. – Слава, звякая ключами, открыл входную дверь нашей квартиры.

– Его штаны в порядке? – с тревогой в голосе уточнил я.

Лев вздохнул.

– Тебе лучше не бесить меня сегодня.

Ваня ждал возле подъезда и болтал с Симоном – водителем, который должен был отвезти нас к небольшому заливу. Оглянувшись на меня, Ваня похихикал, а когда мы залезли на заднее сиденье машины, протянул ладонь, и я отдал ему пять долларов. Лев, уловив наши хитрые переглядывания, спросил, прежде чем захлопнуть за нами дверь:

– Это что было?

– Мы поспорили, – пояснил я.

– О чем?

– О твоем понимании личных границ.

– Ты сегодня в ударе, да? – усмехнулся Лев, закрывая машину.

Через пару минут мы тронулись с места, и вокруг нас начали оживать картинки из интернета – ну те самые, которые можно увидеть, если загуглить «Ванкувер». Правда, прежде чем добраться до делового центра со стеклянными башнями или до природных заповедников, обрамленных сверкающими заливами, сначала придется проехать через Истсайд («Бомжетаун», как его прозвал Ваня), где наркозависимых, преступников и прочих маргиналов настолько много, что они то и дело прыгают прямо под колеса автомобилей. Ближе к станции Гренвилль двое молодых парней, встав на краю обочины, провожали нашу машину пустым, неотрывным взглядом воспаленных глаз. Поганый город.

Симон, наш водитель, спросил на ломаном английском, правда ли, что мы росли в однополой семье в России. Я ответил, что не понимаю по-английски, и Симон больше не пытался с нами заговорить.

Родители ехали в другой машине впереди нас, и я старался не терять их из виду, потому что не доверял Симону – в моем воображении он уже тридцать раз захотел свернуть в лес, чтобы нас убить.

На парковке ждали Пелагея, Рома и пятилетняя Юля, которая с последней встречи наконец оформилась в нормального человека и больше не напоминала пухлого игрушечного пупса. Мы обменялись вежливыми приветствиями, Рома несколько скованно пожал руки моим родителям, а Юля удивленно спросила, где невеста.