Окна во двор - [7]
«Никуда не уходи, стой на месте», – попросил Слава, прыгая с подножки поезда.
Он свернул на лесную тропинку, прошел через сосновый парк, миновал дом и выбрался прямо к берегу. Издалека заметил знакомую рубашку, белым пятном выделяющуюся на фоне водной глади, и почувствовал, как от волнения трясутся коленки.
В лучах солнца силуэт Льва светился, словно обведенный позолоченным маркером, а светлые волосы приобретали рыжеватый оттенок. Закатав темные брюки до колен, он неспешно прохаживался вдоль берега. Белая рубашка, полностью расстегнутая, развевалась на ветру, как флаг. Слава, сглотнув, подумал: нужно будет обязательно это нарисовать – и двинулся по мягкому песку.
Лев услышал его на подходе, обернулся, и Слава улыбнулся ему.
– Сударь, вы тут чаек соблазняете в мое отсутствие?
Лев улыбнулся в ответ.
– Пока ни одна не повелась.
Слава цыкнул.
– Ну и дуры.
Лев, подавшись вправо, заглянул Славе за спину, где он пытался скрыть букет из семнадцати роз. Он точно не знал, сколько нужно, и спросил у флористки: «Сколько обычно дарят на предложение руки и сердца?», та ответила: «Пятьдесят одну или сто одну», Слава фыркнул: «Давайте семнадцать».
– А у тебя там что? – с любопытством спросил Лев.
Слава сделал вид, что только что заметил:
– А, это… Да так, я просто шел на свидание к одному парню и решил мимоходом к тебе заскочить, – и быстрее, чем Лев успеет ревностно обидеться на это подкалывание, добавил: – Шутка! Это тебе, – и протянул букет жениху. – Синенькие, потому что ты мальчик и потому что ты любишь гендерные стереотипы.
Лев, засмеявшись, принял букет.
– Очень мило, что ты учел мои вкусы.
Слава, игнорируя бешеное сердцебиение и головокружение, сунул руку в карман джинсов, сделал вдох-выдох, подумал: «Господи, сейчас умру от страха» – и вытащил бархатную коробочку. Поднеся ее ко Льву на ладони в раскрытом виде, проговорил, плохо скрывая дрожь в голосе:
– Я хочу… хочу… Короче, я люблю тебя так сильно, что разучился разговаривать от волнения. Ты выйдешь за меня?
Лев опустил взгляд на кольцо, на самое обыкновенное кольцо из золота, инкрустированное бриллиантами по кругу. Слава специально выбирал классический вариант – вариант большинства, потому что устал быть в меньшинстве.
Лев молчал, и Слава взмолился:
– Боже, скажи что-нибудь, я щас умру!
– Да, да, да! – тут же ответил Лев. – Конечно, да!
– А че ты молчишь?
– Я просто не ожидал!
Слава выдохнул с шутливой сердитостью, а на самом деле – с облегчением. Он и правда на секунду усомнился: не ответит ли Лев отказом?
Осторожно обхватив кольцо указательным и большим пальцами, Слава сказал, вернувшись к светскому тону:
– Сударь, можно ваш пальчик?
– Ну только если у вас есть с собой топорчик, – в тон ему ответил Лев.
Слава цыкнул.
– Забыл прихватить… Придется плоскогубцами. – И потянулся к правой руке Льва.
Тот – с видом «так уж и быть» – покорно положил свою ладонь в Славину. Почти не дыша, Слава надел кольцо на безымянный палец и поцеловал его руку, прежде чем отпустить. Они встретились взглядами: шутки кончились.
Лев наклонился к Славе, Слава приподнялся на носках, они соприкоснулись губами. Между поцелуями Слава произнес:
– Мы первый раз поцеловались в этот день.
Лев прошептал в ответ:
– Я помню.
– Фу, почему здесь столько азиатов? Как в Корее!
– Ты что, ненавидишь азиатов?
– Нет, они мне просто не нравятся!
– Почему? Может, ты сам азиат.
– Че? Я не азиат.
– А ты знаешь, что коренные народы Сибири – азиаты?
– А я тут при чем?
– Ты же из Сибири. Как ты можешь быть уверен, что ты не азиат?
– А ты?!
– А я и не ненавижу азиатов!
– А я ненавижу!
– Пап, Ваня – расист!
– Пап, почему Мики говорит, что я азиат?
Было неясно, от какого папы они требуют внимания, и Лев надеялся, что Слава ответит им что-нибудь за него. Слава так и сделал.
– Так! – строго сказал он, прерывая балаган. – Ты, – он показал на Ваню, – не азиат. Но даже если был бы, в этом нет ничего плохого. А ты, – он показал на Мики, – не провоцируй его.
Мики закатил глаза.
– Он провоцируется с того, что я называю его азиатом, а это даже не обидно! В его возрасте меня дразнили педиком, и ничего…
«Да уж конечно», – устало подумал Лев, одной рукой придерживая Ваню за капюшон (чтобы никуда не ускакал в гиперактивном порыве), а другой вызывая такси через Uber.
Они выбрали двухкомнатную (две спальни и гостиная) квартиру на улице Джепсон-Янг-лэйн в популярном, но умеренно дорогом районе для новоприбывших. Главным критерием выбора стала близость школы: дети были достаточно взрослыми, чтобы ходить в нее самостоятельно, а родители – достаточно тревожными, чтобы не разрешать им кататься по крупнейшему городу Канады без знания языка.
Еще на выходе из аэропорта Мики начал пробовать название улицы на вкус:
– Джепсон-Янг-лэйн, Джепсон-Янг-лэйн… Хрен запомнишь. Почему они не могут называть улицы по-нормальному, типа «Мира» или «Суворова»?
– Во-первых, не говори «хрен», – попросил Слава и, пресекая Микин порыв сказать: «Это не мат», добавил: – Джепсон-Янг – это фамилия. Так звали канадского врача, который сделал большой вклад в борьбу со СПИДом, задокументировав свой опыт. Он вел дневник до самой смерти.
«У меня небольшая семья: только я, папа и бабушка. Папа работает художником, а бабушка работает на даче. А я нигде не работаю, я учусь в школе. Мы с папой любим проводить время вдвоём: ходить гулять, выезжать на природу и слушать музыку…». Это то, что я обычно писал в школьных сочинениях на тему «Моя семья». И это — ложь. На самом деле, у меня два отца, мы живём втроём, и они любят друг друга. Но об этом никому нельзя рассказывать.
«Привет, тетрадь в клеточку» – так начинается каждая запись в дневнике Ильи, который он начал вести после переезда. В новом городе Илья очень хочет найти друзей, но с ним разговаривают только девочка-мигрантка и одноклассник, про которого ходят странные слухи. Илья очень хочет казаться обычным, но боится микробов и постоянно моет руки. А еще он очень хочет забыть о страшном Дне S. но тот постоянно возвращается к нему в воспоминаниях.
Василиса не похожа на других девочек. Она не носит розовое, не играет с куклами и хочет одеваться как ее старший брат Гордей. Гордей помогает Василисе стать Васей. А Вася помогает Гордею проворачивать мошеннические схемы. Вася тянется к брату и хочет проводить с ним все свободное время, однако давление семьи, школы и общества, кажется, неминуемо изменит их жизни…
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.