Окна, открытые настежь - [54]

Он был весел, бодр, часто созывал совещания, на которых неизменно находил повод, чтобы похвалить Крамаренко. Облюбованное Омеляном Свиридовичем место оставалось свободным. Богданчик попросил в отделе кадров, чтобы там не спешили с подбором кандидатуры, а Крамаренко дал слово — как только сдадут элеватор, место будет его.

Омелян Свиридович не любил вспоминать, как чуть было не отрекся от Богданчика. «Это просто счастье мне привалило, что такой туз в трудный момент обратился ко мне», — думал он и хвалил себя за то, что хоть раз не растерялся, не струсил, пошел на крупный риск. Теперь недалек тот час, когда он посмеется над такими чудаками, как Виталий с его мальчишескими исканиями справедливости. «Ну, Борис, тот на верхотуру взобрался, — думал он, — с высоты и рассуждает про мораль. А этот щенок куда лезет? Стоит за станком и других еще учит, как правильно жить… Дискуссии затевает. Смешно!»

Всю зиму настроение у Крамаренко было самое радужное. Человек по натуре деятельный, особенно когда эта деятельность сулила ему личные выгоды, он бегал по складам, занимал очередь за гвоздями, торговался в укромных уголках со спекулянтами.

Но вскоре он устал торговаться. Ведь и Захар, и Зоя, и Виталий, и Женя аккуратно два раза в месяц вручали ему внушительную сумму, не требуя никакого отчету. Разве что хозяйственный Захар из уважения к тестю выслушивал его, не вникая в подробности. Зоя, слушая цифровые выкладки, начинала зевать, а Виталий и Женя сразу же заявили, что ничего не смыслят в этих делах.

Единственно, кто его донимал, это тетя Лиза. Не было дня, чтобы она не напомнила брату, как тяжело ей оборачиваться на рынке. Но и она высказывала свои претензии шепотом. Вслух же, при матери, все убеждали друг друга, что довольны едой, хотя питались впроголодь, и что главное для них — поскорее разделаться со строительством, тогда вся семья заживет припеваючи.

Теперь у Крамаренко всегда были при себе «свободные» деньги, и он, сам того не замечая, все чаще и чаще захаживал в ресторан то с Богданчиком, то с Волобуевым. А приходя домой навеселе, он с особенной живостью рисовал перед Катрей их привольную жизнь в собственном доме. Он и сам начал верить, что в конце концов построит для Катри этот дом. Но, приехав на участок, вдруг опомнился: ведь ни доски он пока себе не привез.

Унылый вид пустыря не на шутку его удручил. «Что-то надо предпринять, — соображал он в смятении, — ведь в конце-то концов меня спросят в семье, что к чему? Не рассказывать же им про Богданчика!»

— Можно копать? — спрашивает Захар.

— Давай, — хмуро командует Крамаренко и неохотно поплевывает на ладони.

— Эй! Начальство! — кричит ему длинноносый малый с нагруженной досками пятитонки. — Это чей шлак на дороге?

— А ты что? Объехать не можешь?

— Засыпь своим шлаком канаву, тогда, может, объеду, — отзывается из кабины шофер.

— Мотор сильный и из канавы тебя вытащит, — ввязывается в перебранку Захар.

— Не имели права здесь шлак насыпать! — кричит длинноносый. — Ваша земля возле канавы кончается. А это уж наша.

— Какая такая «ваша»? — и Зоя подбоченивается. — Купили вы, что ли, дорогу?

— Видели, какая дойная коровка? — обращается длинноносый к парням, что сидят с ним на досках. — Ей по молоку надо Америку обгонять, а она тут язык чешет.

— А ну газуй давай отсюда, пока цел, — замахивается на него лопатой Захар. И к Зое: — Застегни кофту, растяпа.

— Убери шлак, — выглянул из кабины шофер, — а то мы его живо по лужам раскидаем! Это дорога завода Артема, мы ее сами прокладывали.

— Подумаешь, завода Артема, — огрызается Крамаренко. — А у меня на этом заводе дочка. И зять. Ударник. Знатный человек.

— Папа! — хватает Женя отца за рукав. — При чем тут зять? Ну при чем?

— А кто твой зять? — наступает шофер. — Как его фамилия?

— Письменный! Из механического цеха. Что? Съел? — кричит Крамаренко. — Вот как скажу ему!

— Эй, Слива! Слышишь, Слива? Виталий строится! — кричит шофер длинноносому.

— Вот это да! — хохочет Слива. — А на меня шмелей напускал за то, что я участок беру… Вот это «Человек Будущего!» — И весело командует шоферу: — А черт с ними, объезжай!

II

Куда ни посмотришь, везде в комнате детские пеленки. Они мокнут в корыте, сушатся на спинках стульев, лежат аккуратной стопкой, чисто выстиранные и выглаженные, на столе рядом с Олесиными книгами и конспектами. Женя выглянула в окно и увидела, что и во дворе на веревке трепещут под ветром разноцветные фланелевые лоскутки.

Двухмесячная владелица этих веселых цветных одеяний спала в плетеной кроватке. На ее личике отражались покой и философское равнодушие к суете сует, которую она вызвала своим появлением в этом и без нее достаточно растревоженном мире.

— Я так рада, что вы назвали ее Катрусей, — сказала Женя, внимательно глядя на дочку Олеси и Сашка. — Хочется, чтобы она была счастливее моей мамы… Посмотри, Витася, какой высокий лобик.

— Она феноменально умна, — отрекомендовал дочку Сашко. В его тоне не было и следа иронии. Виталий не выдержал, засмеялся.

— Смейся, смейся, — обиделся Сашко, — сам увидишь, когда проснется. Ставлю ей, понимаешь, пластинку из «Лебединого озера» — тихо-тихо лежит и слушает. Хор Пятницкого — кричит, кантату местного композитора — засыпает. Не смей будить! — топнул он на Олесю и загородил собой кроватку. — Окончательно сошла с ума со своим графиком… Выспится хорошо, тогда пусть обедает.