Окна, открытые настежь - [53]

Водопровода не было. Электричества тоже не было. Дирекция завода, наделив рабочих и служащих участками, не учла лихорадочных темпов этого строительства и не успела обеспечить его коммунальными удобствами.

Собственники будущих домиков, даже те, кто преспокойно мог бы переждать год-два на старых местах, опешили перевезти свой скарб во временные хибарки. Одни боялись, как бы кто-нибудь не позарился на их фруктовые саженцы, другим не давал спать сложенный на участке кирпич. Они привязали на своих участках собак и сами около них ночевали. Кое-кому казалось, что в их отсутствие коварные соседи расширят свой клочок земли за чужой счет. А иным не терпелось поскорее перебраться в свой дом, завести свою домовую книгу.

Женя еще в электричке услышала спор двух пожилых работниц из-за лоскутка земли. Здесь же в вагоне какой-то парень расхвастался перед товарищем, что «организовал слева» дешевые доски на высокий забор. «Красота! Хоть на цыпочках тянись — одну только трубу видно!»

На небольшой станции Крамаренки вышли из вагона.

Толпа, что выкатилась на платформу, заметно редела.

— Вот и наше имение, — неестественно бодрым тоном сказал Крамаренко, показав на участок, заросший полынью и бурьяном.

— А шлакоблоки где? Где же шифер? Где лесоматериалы? — поинтересовался Захар, обведя удивленными глазами пустырь, обнесенный колючей проволокой. За изгородью ничего не было, только на дороге возле проволоки лежала кучка мокрого шлака.

— Все в порядке, — успокоил Крамаренко. — Не волнуйся, у надежного человека лежит. Теперь понемногу начну перевозить, а то ведь и разворовать могли за зиму без присмотра.

— Эй, люди добрые! Вы тут моей цапки не видели? — крикнул им бородатый дядько в соломенной шляпе. Он стоял по ту сторону изгороди — на соседнем участке.

— На черта мне твоя цапка? — огрызнулся Крамаренко.

— Ну и народ пошел, — сам себе пожаловался бородатый. — Положил вот здесь цапочку вчера, и уже понадобилась кому-то.

— Нас вчера не было, — отозвалась Зоя. — Мы здесь, дяденька, первый раз.

— Божилась девка, что первый раз, а назавтра дите родила.

— Ты не того… не очень… — подступил к соседу Захар, — а то до бороды доберусь.

— Зачем вы так? — болезненно поморщилась Женя. — Лучше покажите, где надо копать.

Она была ошеломлена и унижена тем, что увидела в этом разгороженном на лоскуты муравейнике. А рядом ее город. В синем мареве не по-весеннему горячего дня гордо высились силуэты Дворца индустрии, ажурной телевизионной вышки, весело поблескивало солнце в стеклянных крышах гигантских цехов.

Там, за каких-нибудь двадцать километров отсюда, Виталий с заводскими девчатами и хлопцами делали почти то же, что делалось здесь: копали под фундамент котлованы, выгружали кирпич из машин и складывали его в штабеля. Почему же там все было совсем иначе? Неужели только потому, что здесь носилки, а там самосвалы, что здесь голые руки, а там мощные краны? «Нет, не это главное, — думала Женя, помогая отцу отмеривать шнуром контуры будущего фундамента. — Здесь все для себя. Только для себя. Здесь все мое. И только мое. Это оно так сторожко прислушивается ночами, не взял ли кто со двора пол-кирпича или щепку, волком глядит на соседа, которому удалось достать на кровлю шифера, тяжко мучится завистью ко всем, у кого есть что-то лучшее, чем у него. И злорадно смеется над промахом соседа, над недоделками, замеченными по ту сторону заборчика».

Женя посмотрела на Крамаренко и с удовольствием отметила, что на его лице не было радости мелкого собственника, который возводит свой фундамент. Наоборот, его вид говорил о неприятной, тяжелой необходимости копаться здесь.

Сейчас он занимался «разбивкой» — переносил план фундамента на землю. Но мысли его были в соседнем поселке, на другом участке. Он успел навозить туда за зиму целую кучу стройматериалов, купленных на деньги детей и охраняемых теперь свирепым псом Волобуева.

«Нехорошо получается, — размышлял Крамаренко, натягивая бечевку, — весна полным ходом идет, а у нас на участке только куча размытого шлака. Скандал. Придется потолковать с Волобуевым и перебросить часть материала сюда».

Но в глубине души он знал, что все это пустые мечты. Нотариальная расписка, по которой он обязался в определенные сроки выплачивать Волобуеву долг, связывала его по рукам и ногам. Взять что-нибудь со стройки он так и не решился, а Богданчик с расплатой не спешил, все оттягивал до окончания расследования. И Крамаренко все возил и возил «под залог» Волобуеву на участок кирпичи, и доски, и оконные рамы…

В том, что Богданчик в конце концов выкрутится (а значит, и расплатится с ним), Крамаренко не сомневался. Экспертную комиссию за зиму так запутали, что сам черт не смог бы уже ни в чем разобраться. В качестве испытываемых материалов подручные Богдана Георгиевича умудрились подсунуть комиссии даже цемент со строительства бани.

Стараниями каких-то влиятельных друзей расследование велось удручающе медленно. Сам Богданчик мотался то в Москву, то в Киев, то еще куда-то и каждый раз, возвращаясь, козырял в обкоме самыми разнообразными справками. Он сообщил Крамаренко, что рассчитывает «потянуть резину» до лета, пока не сдадут в эксплуатацию элеватор. Тогда, мол, сердца руководящих товарищей растают и вообще острота момента пройдет.