Оккультный мессия и его Рейх - [97]

Шрифт
Интервал

Однажды, гуляя по городу, я натолкнулся на их человека в длинном кафтане с черными локонами, свисавшими вдоль щек. Моей первой мыслью было:

– Не это ли и есть евреи?

В Линце евреи выглядели совершенно иначе.

Я стал внимательно оглядывать этого человека и чем больше я его осматривал, тем больше убеждался, что он ни в коем случае не может быть германцем.

Как всегда в таких случаях я старался рассеять свои сомнения при помощи книг. Впервые в жизни в мои руки попали антисемитские брошюры. К сожалению, они не разъяснили мне сущности еврейского вопроса, т.к. были рассчитаны на совершенно невежественного читателя и базировались на нелепейших утверждениях.

Еврейский вопрос снова встал предо мной во всей грандиозности и я, мучимый опасениями впасть в ошибку, снова стал «искать».

Я, однако, уже не сомневался, что тайна кроется не в религиозной, а в чисто расовой розни.

С тех пор, как я стал увлекаться еврейским вопросом, Вена встала предо мной в совершенно ином освещении.

Всюду, куда бы я ни шел, я неизменно наталкивался на евреев и чем больше я их наблюдал, тем больше они поражали меня своим отличием от других людей.

Вся внутренняя часть города и районы, расположенные к северу от Дунайского канала, были населены людьми, не имевшими ничего общего с германцами.

В то время, как я ломал себе голову над вопросом – что же именно представляют собой эти люди – началось движение, отклики которого громко раздались и в Вене. Это был сионизм, выявляющий национальный характер еврейства.

С внешней стороны казалось, что идеи сионизма разделялись далеко не всеми евреями и что большая часть евреев осуждала, а то и прямо отвергала принципы этого движения.

Но посторонний наблюдатель, желавший близко ознакомиться с этой проблемой, мог только запутаться в тумане теорий лживых и нарочно измышленных для «чужого».

Так, например, «евреи либералы» осуждали сионистов за «непрактичность» их доктрины, которая по их мнению могла со временем оказаться даже «опасной» для всего еврейства.

Но внутренняя связь между всеми этими группами оставалась по-прежнему крепкой.

Приглядываясь к разногласию между сионистами и либералами, я вскоре убедился в том, что это только фикция.

Когда я уже узнал о работе, которую ведут евреи в прессе, в искусстве и в литературе – иудаизм получил в моих глазах совершенно определенную окраску.

Нужно было только взглянуть на афиши театров и кинематографов, на которых стояли имена авторов разлагающих общество драм и трагедий, чтобы проникнуться антипатией к евреям.

Духовная зараза, которую они распространяли, была хуже чумы.

Я стал внимательно просматривать иностранные газеты. Либеральные тенденции в прессе приняли для меня теперь тоже новое освещение.

Спокойный сдержанный тон при ответах на нападки, а то и полное игнорирование их, казались мне теперь просто хитроумным трюком.

Блестящие театральные критики расхваливали авторов-евреев и, наоборот, резко осуждали авторов-германцев.

Шпильки в адрес кайзера Вильгельма и восхваления французской культуры еще больше настраивали меня против прессы, находившейся под влиянием евреев.

Теперь, когда я узнал, что евреи являются вдохновителями социал-демократической партии, моя длительная духовная борьба закончилась. Завеса спала с моих глаз.

В конце-концов я убедился в том, что социал-демократическая пресса находится всецело в руках евреев.

Более того, – я убедился в том, что вообще ни одна газета, к которой имели какое-нибудь отношение евреи, не могла называться действительно националистической в том смысле, в каком я привык понимать.

Что же касается чисто марксистской прессы, то в ней все, начиная с редакторов и кончая самыми младшими сотрудниками были евреи.

Авторы всех социал-демократических брошюр были евреями. Статьи социал-демократических газет почти всегда имели подписи журналистов-евреев.

Чем больше я заинтересовывался в деятельности еврейства, тем больше убеждался в том, что не ошибаюсь.

Евреи доминировали в рейхсрате, в рабочих союзах, председательствовали в различных организациях, выступали уличными агитаторами.

Все это в конце-концов убедило меня в том, что евреи никогда не будут немцами.

И привело меня к мысли, что они являются элементом, разлагающим нашу нацию.

Чем более интересовался я евреями, тем более узнавал их особенности.

Так, например, в диспутах они всегда полагались на глупость оппонентов, а если этот способ терпел неудачу, они сами прикидывались дурачками. Если же и здесь следовала неудача, они просто «переводили стрелку» на другой предмет. Встречая неодобрение слушателей, они на другой день с неподражаемой легкостью отрекались от своих слов и даже возмущались теми мыслями, которые сами высказывали накануне.

Их ловкость, изворотливость, лживость сделали в конце-концов то, что я их возненавидел.

Эта ненависть имела однако и свою хорошую сторону, т.к. чем более ненавидел я их, тем более проникался любовью к собственному народу.

Итак, из равнодушного наблюдателя я сделался фанатиком-антисемитом.

Еврейская доктрина марксизма отвергает принцип аристократизма в природе и вместо вечной привилегии силы индивидуумов выдвигает мертвый вес масс. Иными словами, марксизм отрицает ценность индивидуальности, лишая всякого значения тех, кто вел и ведет человечество к высшей культуре. Его стремление навязать миру свои законы может привести только к хаосу.


Еще от автора Валентин Анатольевич Пруссаков
Так говорил Саддам

Книга посвящена жизни и деятельности Саддама Хусейна, бывшего президента Ирака, и представляет собой сборник, в который вошли статьи российских журналистов о Саддаме и саддамовском Ираке, подборки высказываний Саддама Хусейна на разнообразные темы, подборки суждений о Саддаме и его деятельности известных деятелей мировой политики. Книга снабжена иллюстрациями.


Леон Дегрелль

Предисловие 1993 г. к тексту Л. Дегрелля «Письмо Папе Римскому».


Рекомендуем почитать
Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.