Океан. Выпуск 6 - [75]

— Вошли в гирло. Оба его берега кишат турецкими патрулями. Жди меня на стрежне. С рассветом уходи к нашему берегу. На следующую ночь приплывай сюда же. Я, в случае чего, спущусь вниз и день отсижусь в камышах. Если и на следующую ночь не вернусь, то не жди и не ищи. Буду добираться другим путем. Понял, братушка?

Никонов осторожно спустил мину за борт, разматывая тонкий трос, обвязался его свободным концом и беззвучно соскользнул с кормы.

— Отваливай влево. Мину веслом не задень, — прошептал он.

Лодка растворилась в темноте.

Остался только Никонов, Дунай, небо и мина. Лейтенант плыл полтора часа тихо, неторопливо, экономя силы. Облака на севере поредели, и Никонов определил время с точностью до пяти минут по положению Большой Медведицы.

Наконец он различил стоящее на якоре судно. Похоже, это была малая канонерская лодка, за ней у берега угадывался силуэт монитора. При атаке катерами они прежде всего наткнулись бы на канонерку, прикрывающую монитор. Никонов решил, спустившись ниже, подплыть к монитору с кормы. На палубах кораблей перекликались часовые.

Проплыв еще, Никонов подтянул к себе мину, отсоединил один из тросиков, и мина из буксируемой превратилась в водяного змея. Отвернул предохранительный медный колпак, и теперь стеклянную ампулу кислотного взрывателя защищала только тонкая свинцовая оболочка. Затем отпустил мину на всю длину троса.

Лейтенант проплыл возле монитора всего в полутора саженях, боясь промахнуться. На этом участке, получив воду Прута и Серета, Дунай тек быстрее, и выгрести против течения с миной на буксире было трудно. Выбиваясь из сил, поравнявшись с кормой корабля, Никонов увидел торчавшую из воды сваю. Турецкие часовые смотрели вверх по реке, боясь оттуда нападения минных катеров.

Буксирный трос натянулся сильнее, задев ахтерштевень, а может, и сваю. Никонов греб из последних сил. От усталости в глазах мельтешили радужные пятна, тело в костюме покрылось липким потом и противно чесалось.

Сверкнуло пламя. Никонова подбросило, ему показалось, что оборвались все внутренности. Тотчас затрещали ружейные выстрелы, ударили пушки, выбросив вверх по реке снопы картечи.

Окончательно обессилев, Никонов лег на спину и отдался течению. Лейтенанта пронесло мимо монитора, за ним стояла еще одна канонерская лодка. На палубах метались люди и стреляли в темноту. Все палили вверх по Дунаю. В свете фальшфейеров, рассыпающих искры, как бенгальские огни, Никонов успел разглядеть, что монитор не тонул и не кренился. Может, взрывом повредило только руль и винты, а может, спасла корабль эта проклятая свая…

Стрельба скоро прекратилась. И, чуть отдохнув, Никонов потихоньку поплыл к левому берегу, где камыш рос гуще. Забравшись в него, лейтенант отдышался и немного проветрил тело, оттягивая манжеты на рукавах и воротник. Снять костюм он не решался, да и не мог — сил не хватило бы.

Часа через два он услышал шум машин и различил три силуэта. Они придерживались правого берега. Монитор шел в середине и не дымил. Похоже, что его вели на буксире.

На зорьке возле камышей показалась лодка с двумя рыбаками — стариком и молодым. Кроме ножа у пояса, Никонов никакого оружия не имел. Услышав болгарскую речь, он негромко окликнул рыбаков. Они так перепугались, что чуть не опрокинули лодку. Лейтенанту пришлось несколько раз перекреститься, доказывая, что он русский, а не черт и не турок.

Рыбаки завели лодку в камыши, втащили в нее Никонова, раздели, обмыли, растерли своей одеждой и, велев ждать на этом же месте, уплыли в деревню. Вернулись часа через два, привезли в горшках, укутанных в овчину, горячую похлебку, жареное мясо и баклагу с вином. Накормив лейтенанта, они велели ему сидеть в камышах до вечера и ушли на рыбалку.

С наступлением темноты лодка подошла снова, вместо старика на веслах сидел крепкий пожилой болгарин. Никонов в костюме лег на дно лодки, и рыбаки погребли вверх, договорившись, что если столкнутся с османами, то Никонов снова уплывет в камыши.

Перед рассветом обнаружил их казачий патруль. При звуках русской речи лодка тотчас направилась к берегу. В ней сидело два болгарских рыбака, а на дне ее, как показалось кубанцам, лежал голый черт. Он сел и заорал по-русски:

— Чего уставились, казаки? Я лейтенант русского флота Никонов. Помогите выбраться.

Привязав к седлу ослабевшего офицера, казаки пришпорили коней, а Никонов вдруг закричал:

— Стоп! Полный назад! Тпру! Обратно! Надо же поблагодарить рыбаков, хоть имена узнать…

Но лодка уже скрылась в темноте.

Позже, распаренный, лежа на брезенте возле своей палатки, Никонов рассказывал командирам катеров свою одиссею и клял себя за то, что не разглядел сваю у кормы монитора.

— Но ты же, Михаил Федорович, сорвал замысел турок, озадачил, напугал их. Они сейчас ломают голову: кто, откуда и чем их атаковал, — убеждали офицеры.

…В стороне на берегу неподвижно, как надгробное изваяние, сидел Йордан Вылчев. Он никак не мог простить себе, что не нашел своего командира, и это сделали другие.

Через три дня, выждав, когда лейтенант остался один, к нему подошел матрос Лопатин:

— Дозвольте обратиться, ваш-скородь, по делу?