Океан. Выпуск 6 - [76]

— Ну-ну, давай, что у тебя?

— Да уж простите, ежели чушь ляпну. Я, стал-быть, кочегар и в магнитах не разбираюсь…

— В каких магнитах? Ты о чем?

— Н-ну… могут быть сильные магниты, сильней компасной стрелки… Корабли-то железные…

Никонов оторопело посмотрел на матроса и вдруг, задохнувшись от догадки, расслабленно сел на поваленное дерево и шлепнул себя по лбу, пробормотав:

— Господи, как мне такое не пришло в голову?

— Во-во, ваш-скородь… Чтоб мина сама к кораблю подходила.

Никонов отмахнулся:

— Таких сильных в природе магнитов нет, да и не сделать… А вот скрытно подплыть и прилепить мину к борту магнитами, а потом включить часовой или кислотный запальный механизм и уплыть… Н-да. Ты кем был до службы, Лопатин?

— Слесарем, медником, лудильщиком. Вот меня на флоте и приставили к агромадному самовару — котлу.

— Н-да, над этим стоит подумать, ежели будет время…

Отпустив матроса, лейтенант еще долго сидел, глядя, как разведчики возле шалашей занимаются своими нехитрыми матросскими делами, что-то делают по приказаниям своих унтеров, и думал о том, что все они не по своей воле оказались на военной службе, но в отряд вызвались добровольно с кораблей и экипажей. И вот, вопреки всем уставам и инструкциям, утверждающим, что только жесткой дисциплиной, муштрой и полной занятостью нижних чинов можно поддерживать порядок и боеспособность кораблей и частей, разведчики Никонова из-за условий службы имеют больше свободного времени, и оказалось, что больше думают не о своих делах, а о том, как победить врага…

Попытка Михаила Никонова взорвать сплавной миной неприятельский корабль была отчаянной удалью, но не вкладом в тактику использования мин. Это была одиночная диверсия.

Шестовые и буксируемые мины тоже были оружием отчаяния. Перед войной на Гатчинском озере испытывали самодвижущуюся мину Александровского. Она по всем статьям превосходила торпеду Уайтхэда. Но царское правительство закупило именно английские торпеды и хранило их на складе, заявляя, что они слишком дороги, чтоб их тратить — 12 тысяч рублей золотом штука. Только в конце войны Макарову удалось выпросить четыре торпеды, и на Батумском рейде он потопил корабль «Интибах», осуществив первую в истории торпедную атаку.

А на Дунае русским морякам приходилось рассчитывать только на свою отвагу и дерзость.

В начале июня несколько паровых катеров и гребных шлюпок под командой капитана 1 ранга Новикова утром ставили мины возле Парапана. В это время снизу от Рущука подошел десятипушечныи турецкий пароход с тремя сотнями стрелков на палубе и начал осыпать катера и шлюпки снарядами, картечью и пулями. И тогда на него в атаку, подняв на носу мину, пошел катер «Шутка»[30]. Ясным днем один-одинешенек. На катере произошла некоторая заминка. Командир лейтенант Скрыдлов хотел ссадить с борта своего однокашника по Морскому корпусу, а ныне уже известного художника В. В. Верещагина, который, узнав о войне, бросил работу над «Индийской серией» картин, оставил завещание и примчался из Парижа на Дунай. Он наотрез отказался покинуть катер и стал помогать минеру, бескозырка которого уже была рассечена пулей.

Пароход перенес весь огонь на катер. Но «Шутка» приближалась. Изрешеченная, она тянулась носом в борт возле гребного колеса. Но мина не взорвалась — были перебиты запальные провода. Течением катер прижало к борту. В этот момент всю команду в восемь человек можно было перебить с палубы чем угодно, но в ожидании взрыва все на пароходе шарахнулись на другой борт. И когда «Шутка» отошла от парохода, на нем опомнились и снова открыли пальбу. Матросы откачивали из катера воду и заделывали подводные пробоины, механик Белославский, несмотря на контузию, поднимал пары. Раненный в обе ноги и руку, лейтенант Скрыдлов управлял катером сидя.

В это время снизу подошел двухтрубный броненосец и тоже обрушил на «Шутку» весь свой огонь. Катер оказался между трех огней: с кораблей и с турецкого берега. И тогда Скрыдлов крикнул:

— Верещагин, готовь крылатую мину.

Верещагин работал лежа, получив рваную рану в бедро. «Шутка» с выпущенной за борт миной направилась к броненосцу. Крыло мины, как акулий плавник, зловеще резало воду. Командир броненосца положил руль лево на борт и дал самый полный назад… Мина прошла у самого форштевня.

После этого турецкие корабли, ведя огонь, стали отходить. Их командиры решили, что если один катер чуть-чуть не потопил их, то что же будет, когда пойдут в атаку остальные?

ПЕРВЫЙ ГОРОД

В ночь на 8 июня канонерская лодка «Николай», катера «Царевна» и «Птичка» подошли к турецким батареям и завязали бой, лавируя под градом снарядов. Пехотные части высыпали на берег и били по катерам залпами. Отстреливаясь, «Николай» и катера то направлялись к берегу якобы с десантом, то устремлялись мимо батарей вверх по реке, будто для атаки стоящих там судов. Тогда турецкая пехота, не переставая палить, бежала за катерами по берегу.

А в это время матросы флотилии, солдаты Ряжского и Рязанского полков спустили на воду понтоны, шлюпки, рыбачьи лодки, бревна — все, что могло держаться на воде, и переправлялись от Галаца через Дунай. Они легко сбили береговые заслоны и бросились на штурм вражеских позиций на Буджакском полуострове, преодолев еще не освободившуюся от половодья пойму Дуная.