Океан. Выпуск 6 - [12]

«Тяжело ему одному, — снова стала думать Наташа. — И почему он ни с кем, кроме Васи, не подружится?» Она хорошо себе представляла, как это нелегко — быть одной, без любящих тебя людей. Когда погиб отец, мама привела в дом дядьку Егора с рыбокомбината. В доме стало холодно и неприютно, как в заброшенном сарае. И не с кем было слова сказать, поделиться горем. Только ночью Наташа плакала в подушку о счастливом довоенном времени, когда был отец и мама как будто любила его, и оба они любили Наташу. «Господи, хоть бы ничего с ними не случилось!» — думала Наташа об Илье с Васей, прижимаясь мокрым лицом к наволочке. Уже сквозь сон она услышала фырканье мотора и проснулась. Около трапа громко разговаривали. «Вернулись!» Стараясь не шуметь, Наташа спрыгнула с койки, быстро оделась и вышла из каюты. В коридоре мимо нее, сутулясь, прошел долговязый Вася, за ним, прихрамывая, тащился Илья.

— Илья! — тихо окликнула Наташа.

Он остановился, нетерпеливо спросил:

— Ну?

— Тебя ругали? Ты не бойся, ничего не будет…

— А ну их к аллаху!

— Мы тут все так беспокоились… Ты кушать не хочешь?

Илья взглянул на ручные часы.

— Одиннадцати еще нет. Слушай, если хочешь, приходи в каюту, все расскажу. И закусить что-нибудь придумай.

— Завтра рано вставать, — неуверенно сказала Наташа.

— Не бойся, время еще детское, — бросил он ей через плечо. — Впрочем, как хочешь.

— Ладно, я сейчас. — Наташа вернулась в каюту и взяла ключ от камбуза, висевший на переборке над изголовьем Ани.

Через четверть часа с подносиком, на котором стояли тарелки с нарезанной колбасой, селедкой и хлебом, она прошмыгнула по кормовой палубе и тихо постучалась в дверь их каюты.

— Проходи, — усталым голосом пригласил ее Илья. Он сидел возле маленького столика в расстегнутой рубашке навыпуск и дымил сигаретой.

Вася уже улегся на своей койке. Он приподнялся на локте и увидел поднос в руках Наташи.

— Ой, колбаска! Дай кусочка два, Наташа.

Девушка протянула ему тарелку, и Вася, схватив несколько ломтиков, сразу же отправил их в рот.

— Спускайся вниз, — сказал ему Илья. — У меня и выпить найдется.

— Не-е, не хочу… — Проглотив колбасу, Вася укрылся одеялом с головой, и блаженная усталость охватила все его тело. Спать, спать… Не хотелось думать ни о завтрашних неприятностях, ни о длинном прожитом дне. Перед глазами в плавном хороводе кружились цветущие яблони, приятное и хитрое лицо Белкина, огни реклам, отраженные в мокром асфальте, когтистый дракон раскрывал розовую пасть. Илья и Наташа о чем-то тихо говорили, но Вася уже не слышал их.

— Спит мой именинник, — сказал Илья, подавляя зевок. — Ну и напутешествовались мы сегодня, на весь рейс хватит. Как тут боцман — шумел?

— Да вроде нет… Капитан — тот в полицию звонил, наверное, вас там искал. А вы как огурчики: целехоньки. Как же все случилось, Илюша?

— А, не все ли равно, — устало сказал он. — Вот соберут экипаж, устроят нам кол-лек-тивную порку, тогда все узнаешь. А у тебя что глаза красные?

— Я боялась за вас, — призналась она тихо.

— Ах ты, добрая моя Золушка. — Он тронул ее руку. — Ничего, как видишь, не произошло. Чуточку нарушили так называемые «правила» — и только. Причем в свободное время, так?

— Ведь не разрешается по уставу…

— То-то и оно-то: туда — не смотри, сюда не наступи, то не тронь, этого не читай… Устав. Выпить не хочешь?

Он приподнял рубашку, открыв свой широкий, серебристый пояс. Одно из отделений имело трубочку с краником.

Илья подставил под трубочку стакан и повернул краник.

— Патентованный! — сказал Илья. — Специально для моряков. Твое здоровье! — Он одним духом опрокинул рюмку и руками взял с тарелки селедку. Пальцы и губы его заблестели от жира.

— Что, противно? — улыбнулся он Наташе. — А ты выпей — и все будет о’кей, как говорят наши союзники. Деловые они парни, скажу я тебе. Кстати, тебе не хочется спросить, где я взял такую уйму денег? — Не дождавшись ее ответа, он продолжал: — Видела у меня полевой бинокль? Брал его во Владивостоке за гроши — кому сейчас нужны бинокли? А здесь русская оптика ценится. Загнал я его в лавке у старьевщика и сегодня швырял долларами.

— Ты устал, Илья, ложись отдыхать, — тихо сказала Наташа.

— Эх, Натуська! — Он уронил на руки кудрявую голову. — Ты человек, Наташа. Настоящий человек. Как недостает мне иной раз простого человеческого слова! Я одинок, Наташа, понимаешь меня?

— Да, — тихо сказала она, несмело прикоснувшись к его волосам. — Не ты один такой. Мне тоже иной раз кажется, что никому я не нужна. Может, и другие такие же? Все молчат…

— И я неразговорчив, числюсь в молчунах, как ты знаешь. А с кем перемолвиться? С ним? — кивнул он на верхнюю койку, где посапывал Вася. — Что он может понять в моей душе?..

Подняв стакан, Илья продекламировал:

Я сдавлен давкой человечьей,

Едва не оттеснен назад.

И вот ее глаза и плечи

И черных перьев водопад…

Знаешь, кто так умеет писать? Блок, был такой поэт.

— Представь себе — знаю! — проговорила Наташа. — Хотя больше люблю Есенина.

— Вот как? И можешь доказать?

— Сейчас, сейчас… — На секунду задумавшись, она продекламировала:

Сад колышет, как пенный пожар,

И луна, напрягая все силы,