Океан. Выпуск 2 - [68]

И продолжал звучать в ушах вопрос Насти, от которого сострадание к ней стремительно росло и становилось невыносимым. Оно сжигало, раскаляло его, словно кусок металла в сильном огне. И Серега, дважды спасенный в один день, подумал и вдруг понял, как ничтожно пережитое им по сравнению с тем, что он теперь обязан и должен!

Да, это правда, несколько дней назад он был куском мягкого железа и попал в огонь, и в нем чуть не расплавился. Но, охлажденный большой мыслью, большой целью, приобрел, как закаленная сталь, твердость, без которой человек — ничто. Сергей усмехнулся, вспоминая себя в недавнем прошлом, и посмотрел на равнодушное море.

Потом пошел в лазарет и в темноте, не зажигая света, порвал письмо, а в конверт вложил новый листок, на котором размашисто написал:

«Ты прав, Женя. Я должен жить и обязан быть как ты и лучше!»

«Боцману на бак!» — раздалась команда из динамика, и она разбудила смертельно уставшего Серегу.

Он поднялся на койке, подумал: «На южное поле пришли. Скоро подъем», — и стал будить товарищей.

Начинался новый день путины.

Татьяна Ростовайте АУШТРИНИС [12]

Кто на море родился, стал взрослым,

Вскормлен морем и морем вспоен,

Лишь увидит он парус иль весла, —

Трепет в сердце почувствует он.

Кто соленою влагой и зноем

Пропитал свою жизнь, знаю — тот

Не сробеет, когда ледяною

Ауштринис волною качнет;

Лишь плотнее в брезент завернется

И баркас повернет на волну,

Не гадая — домой ли вернется

Иль пойдет он сегодня ко дну.

Кто родился на море —

У моря

Тот погоды не ждет

И готов

С ауштринисом снова поспорить,

Был бы только хороший улов.

           Перевел с литовского Игорь Строганов

Леонид Климченко ВСПЛЫТИЕ

Мне не сравнить ни с чем минуты эти,

Они наградой нам за труд даны:

Что может быть прекраснее на свете

В конце похода всплыть из глубины!

Чего так ждали, то свершится ныне,

И будет нереальным, как во сне, —

В открытый люк сладчайший воздух хлынет,

И лодку закачает на волне.

Уже команда рубку обживает,

О, как затяжка первая крепка!

В посту центральном очередь живая,

И слышен сверху запах табака.

Передвигая ватными ногами,

По трапу лезешь, слыша сердца стук.

И закрываешь вдруг глаза руками,

Ошеломлен увиденным вокруг.

Слепит глаза осенний тусклый вечер,

И ярче солнца блеклый след волны.

Каких-то два часа до нашей встречи,

И берега Рыбачьего видны.

Белее снега вал бурунный хода,

Над рубкой чайки с хохотом снуют.

И запахи густые соли, йода

От рубки обсыхающей текут.

В хорал слагаясь, море, свет и звуки —

Гимн дальнему походу твоему,

Бескрайний мир протягивает руки

Нам, сыновьям, вернувшимся к нему.

Игорь Строганов * * *

Ходил я в поэтах начальных,

Но был уже с морем знаком.

Тогда и вручил мне начальник

Военный билет с якорьком.

Был Тихий.

Был рейд Бакарицкий.

Экватор палил, как костер.

Стал домом эсминец «Урицкий»

И вывел салагу в простор.

Рули мне ворочать не тяжко.

В охотку утюжился клёш.

А тело

И сердце

С тельняшкой

Сроднились —

Не отдерешь!

Повыше девятого вала

Я вырос на мостике, прям.

Мне молодость принадлежала —

Ее подарил я морям…

Бывает — из юности вести

Настигнут в далеком краю,

Где в мраморе, бронзе иль песне

Внезапно годка узнаю.

Шагнет с пьедестала навстречу,

Улыбки своей не тая,

На вахте бессменной и вечной

По-прежнему молод…

А я?

Я стал на Нептуна похожим

Дубленым навек стариком,

Но не расстаюсь с краснокожим

Билетом своим с якорьком.

И нету мне доли милее,

Чем выдюжить в зной иль пургу.

А если о чем и жалею, —

Что море обнять не могу.

Георгий Салуквадзе СЕЙНЕРЫ

Забрасывает, словно невода,

На берег кружевную пену море.

У чаек завершается страда,

И сейнеры темнеют на просторе.

А солнца заходящего мазки —

Как бы рассветов будущих этюды.

Пути рыбачьи были неблизки,

Зато улова серебрятся груды.

И звезды побратались с высотой,

С воды исчезла тропка золотая…

Усталой чайкой месяц молодой

Сложил крыла, на мачте отдыхая.

                     Перевел с грузинского Евг. Ильин

Евгений Ильин БАТУМСКИЙ ПОРТ

Здесь к горам подступает пучина,

К окнам льнут окуляры кают,

И визитные карточки чинно

Корабли кораблям подают.

Как здесь дышится остро и влажно,

Как туманами берег примят,

Как подъемники многоэтажно

На своем эсперанто гремят!

Грузят танкеры и сухогрузы,

Порту спешка такая мила.

И, беззвучно качаясь, медузы

Бьют в беззвучные колокола.

Пассажиры к отплытью готовы,

А в тени океанских бортов

По-домашнему рыболовы

Удят рыбку негромких сортов.

Среди кранов, в туманы не канув,

Стойко держится удочек строй,

И, как удочки великанов,

Гнутся краны над темной водой.

А. Алексеев-Гай * * * [13]

Опять необозримость океана

да пенный след у судна по пятам.

На мостике помощник капитана

поймать звезду пытается в секстант.

Куда бы нас с пути ни относило,

пусть нет средь океана маяков,

но есть зато небесные светила,

что выручить сумеют моряков.

Созвездия, весь небосвод усеяв,

нас под прицел берут со всех сторон.

Как дубль-ве глядит Кассиопея,

и точно туз бубновый — Орион.

Вот Близнецы, как двоеточье, строго

расставились от прочих вдалеке;

вот с ковшика Медведицы полого

спускается Арктурус по дуге.

Бесстрастно лаг отстукивает мили,

и будто существует — мнится мне —

одних светил небесных изобилье

да мы у мира звездного на дне.

Виктор Устьянцев ПЯТЫЙ ДЕНЬ ОТПУСКА Повесть [14]

1

Последние мои ботинки украли в самый неподходящий момент: в кинотеатре «Пролетарий» показывали трофейные фильмы, мне с трудом удалось раздобыть два билета на сеанс, начинающийся в три часа ночи, и я пригласил Анютку. И вот теперь мне не в чем было выйти на улицу.