Океан. Выпуск 2 - [140]

На этой же полянке, оказавшейся мечтой коллекционера, мы нашли целое поселение другого моллюска — наиболее распространенного в кубинских водах гигантского стромбуса, произвольно прозванного нами крылаткой. Тяжелая и массивная раковина его со спиралью расходящимися в стороны рогами заканчивается широким открытым витком.

Стромбус имеет одну ногу — мощный мускул, съедобный и считающийся лучшей насадкой для любой рыбы. Благодаря этой ноге стромбус довольно быстро передвигается по дну. Это для моллюсков, живущих в раковинах, жизненно важно.

Сколько бы вы ни ходили по морским пляжам, вам никогда не найти раковины с ее живым хозяином. Бушующее море выбрасывает на берег только пустые раковины, между тем как моллюски питаются в прибрежных водах. Объясняется это их необычайными метеорологическими способностями. Когда на суше еще ни одно животное, не говоря о человеке, ничего не ведает о приближении непогоды, моллюски снимаются с насиженных мест и уходят в открытое море, на глубину, туда, где они вне опасности. Там им не страшна гибельная сила волны.

Ученые предполагают, что животные на огромные расстояния «слышат» голос моря — звуки низкой частоты до 6 герц, которые почти не поглощаются соленой водой. Но моллюски чувствуют и внезапное возникновение местных циклонов. Пока неизвестно, как им это удается.

Оставив стромбуса, я нырнул вдоль стены. Под скальным выступом, почти у самого дна, мое внимание привлекли два «жучка», прилепившихся прямо к шершавой поверхности камня.

Вынырнув на поверхность, я спросил о них Бентоса.

— Больса де сирена, — ответил он.

Начинаю мысленно переводить на русский язык. «Больса» — мешок, сумка, ридикюль, кошелек. Остальные значения подходят и того меньше. «Сирена» — морская нимфа. Но тут вспоминаю «сумочки сирены». Мне уже рассказывали о них: это всего-навсего футляр зародыша ската.

Некоторые скаты — рыбы живородящие, но большинство из них воспроизводят род, откладывая икру. Так вот, два черных усатых «жучка» размером с пишущую ручку и шириной в три сложенных пальца, были не чем иным, как «икриночками» ската.

При более близком рассмотрении цвет «сумки», состоящей из кератинового[28] вещества, темно-коричневый, а то и буро-красный. С обеих сторон он заканчивается тонкими рожками-усиками. С той стороны, где у зародыша развивается хвост, усики имеют волокнистое окончание, которыми «сумочка» и прикрепляется к шероховатым поверхностям. В центре «сумки» четко выделяется пузырь — это желток, которым зародыш питается в течение девяти недель, составляющих период его развития.

Ихтиологи установили, что на двадцатые сутки зародыш продырявливает в футляре уже развившимся хвостиком дырочки, через которые в футляр попадает морская вода.

Пока я вспоминаю все это, мой друг еще раз ныряет к «икриночкам», и до слуха моего сразу же доносится знакомый сигнал: стук по ружью — Бентос призывает меня к себе. Ныряю. Он лежит на дне и внимательно рассматривает «сумки». Когда я приближаюсь, он прикладывает палец к стеклу маски: «смотри внимательно». Приглядываюсь и ясно вижу, как одна из «сумок» дрожит, а потом дергается. В ней кто-то возится. Ухожу за воздухом и снова спускаюсь. Бентос, словно забыв, что надо дышать, замер, как кошка перед прыжком. Вот он показывает мне, чтобы я не уходил, а сам устремляется наверх.

Под ударами изнутри усики-рожки раздваиваются. «Вот здорово! Кинокамеру бы сюда да акваланг! Уникальные кадры. Бентос — в роли повитухи. Да хотя бы уже фотоаппарат. Такие снимки!» Поочередно ныряя, наблюдаем интереснейшее зрелище.

В щелочке футляра появляется что-то серое, оно движется. Минут через десять «брешь в крепости» пробита настолько, что из нее уже можно высунуться. Появляется начало туловища. Оно сложено, как блин. «А, так это же плавники. Вот ведь как ты, крохотуля, лежал там — запеленатый».

Между тем новое существо, начавшее борьбу за свою жизнь, понимает, что ему надо спешить. Его родители передали ему информацию о том, что жизнь — это борьба и побеждает в ней лишь сильный или тот, кто готов к защите. А ведь оно, это новое живое существо, еще лишь наполовину родилось. Надо спешить! Но силенок не хватает. Пять-шесть конвульсивных движений — полсантиметра вперед и минутный отдых.

Вот наконец можно попытаться развернуть плавник. Мы с Бентосом смотрим и сначала ничего не понимаем. Потом мой друг начинает объяснять, что зародыш выходит из «сумки» животом кверху. Непонимание наше объяснялось тем, что мы оба ожидали увидеть глаза, а их нигде не было.

«Бедный малыш! Ты не только все девять недель висел вниз головой примерно под углом сорок пять градусов, но еще и лежал глазами вниз. Но это и хорошо: ты не видишь нас, а то бы с первой минуты рождения натерпелся страху. Давай, давай! Вперед! Но как же тебе помочь? Разве придавить пустую часть «сумки»? А если мы этим тебе только напортим? Нет, давай-ка уж сам, а мы покараулим тебя от врагов».

Разворачивается полностью второй плавник, но одна треть маленького ската еще в футляре. Как бы хотелось не отрываться от этого зрелища, но, к сожалению, долго сидеть на дне невозможно.