Океан времени - [106]

Но, скажите, у каких застав

Останавливали инвалиды

Веку не подвластных Антигон,

Чей высокий жребий предрешен?

Ну а если, от тоски безгласна,

Героиня думать бы могла,

Что и жертва может быть напрасна, —

Вестнику с крылом и без крыла

Так ли бы она сопротивлялась?

Не рождает ли самообман

Скуку, в лучшем случае усталость?

Вот чем ядовитый наш роман

Отличается от безупречных,

Ввек неизлечимых язв сердечных…

Нас, как у Державина, несет

Неизбежная река забвенья,

Только этот раньше устает,

Тот не может верить от рожденья,

Здесь убитый, безутешный там,

А река несется и несется

К неизвестным, к новым берегам,

Где уже… Но если и прервется

То, что нас могло соединить,

Я узнал и верю: стоит жить!

Кто не отличает от лакеев

Сильного фанатика-врага:

Бурглей, герцог Альба, Аракчеев,

Злой и верный деспоту слуга…

Только не земными лишь путями

Управляемый идет народ:

Как отдельный человек, страстями,

Но и покаянием живет

Вся история. Спокойно, гордо

Ей идти поможем. Sursum corda![78]

21

О великом братстве всех людей

Вычитал я в нежном сердце чуда,

В сердце западной любви моей.

Все туда она глядит отсюда,

Той забыть не в силах глубины…

Дело ведь не в обаянье женском,

И на языке моей страны,

О, Любовь, и на твоем, вселенском,

Я о самом личном говорю,

Потому что в общее смотрю.

Помню, как магического стана

В танце я коснулся в первый раз

Твоего, и был как с неба манна

Мне пытливый суд огромных глаз.

Мы тогда и начали беседу

И с тех пор ее ведем, ведем…

Кто-то про мгновенную победу

Мне шептал, и голос был знаком.

Я сознательно не лицемерил,

Но еще не полной мерой мерил.

Посрамленный, больше не клянусь,

А тебя, как прежде, вновь касаюсь

Мысленно и, нет, не ошибусь,

Говоря, что наконец сливаюсь

Так с тобой, как надо бы тогда:

Весь, навек, воистину, всецело.

В миг один все пережив года,

Вижу, как твое духовно тело,

И кружимся плавно мы вдвоем,

Кик, бывало, в вальсе, — в мире том.

Никогда не целовал так нежно,

Так молитвенно, так наяву

Губ твоих я, как в иной, безбрежней

Жизни… Пустоглазую сову

Прочь лучи рассветные прогнали

Из души греховной, ты же тут

Словно дома у себя. Едва ли

Бедные слова передадут,

Чем загрезил я: не здесь, далече

От заемной прелести, при встрече,

Будут совершенные тела

Двигаться не с быстротою света —

Слишком для духов она мала, —

Но как мысль. И не предмет предмета

Будет там касаться, как у нас

А вбирать друг друга, образуя

Вместо двух — одно. «Не наша связь» —

Жалкого не знает поцелуя:

Там поверхности не как стена,

Там непроницаемость смешна…

В бормотанье дивных соответствий,

В музыку заоблачную верь,

Звезды, а не «суета суетствий»,

Как всегда, недвижны и теперь.

Те же звезды, так же дух спирает,

Так же бесконечна их толпа,

Так же перед ними замирает

Жизнь, которая и днем слепа,

И внезапно ты необычаен,

И всему на свете ты хозяин.

Так бывает в истинной любви

(Никогда не в страсти, слишком тесной).

Это вовсе не огонь в крови,

Это где-то в жизни неизвестной,

Где-то в небе как бы линий двух

Столкновение в какой-то точке,

Так что здесь захватывает дух.

Это не презренье к оболочке

Внешней (может быть, наоборот),

Но она безмолвствует и ждет.

Помню, опустив на солнце веки,

Молча слушала ты, глядя в даль,

Стих: «Я полюбил тебя навеки»,

И над нами реяла печаль.

И слова, и чувства оправдались,

В прошлое, униженный, смотрю.

Строфы дневника уже писались.

Я из них сегодня повторю

Несколько. Не так они звучали

«До», но «после» лживыми не стали:

«От любви и нежности больной

Через нашу новую разлуку,

Через все, чем жили мы с тобой,

Я тебе протягиваю руку.

Наша молодость уже прошла,

Но еще сильнее, чем когда-то,

И не ту, которой ты была,

Я люблю тебя перед закатом

И целую каждый волос твой

Возле пряди, С юности седой.

Пальчиками слабо отвечая

На пожатие руки моей,

Через: горы из другого края

Ты отозвалась душою всей:

“Вот и отдыхаем понемногу,

Мы от многого, чем жизнь томит,

Вывела тебя я на дорогу,

Где звезда с звездою говорит.

Скоро, скоро на Дороге Млечной.

Разойдемся для разлуки вечной.

Если же и для умерших есть

Где-то там хоть что-нибудь живое,

Через все, чего уже ни счесть,

Ни измерить, звездно-голубое,

Я тебе останусь, как сейчас,

Ближе матери, жены и друга.

Что бы ни разъединяло нас,

Неразрывные, как точки круга

В реянье Сатурнова кольца,

Будут наши смежными сердца”».

Так писал я, не воображая,

Что вовне случится и во мне.

Где твоя доверчивость былая?

Стал и я изгнанником вдвойне.

Потерявший родину земную,

Но в любви иную обретя,

Не по ласке я сейчас тоскую,

Плачу не как малое дитя…

Был суровый труд не двухнеделен,

Был и срыв, быть может, не бесцелен.

Но уже, как десять лет назад,

Строф моих не слушаешь с улыбкой,

Ясный и тяжелый, грустен взгляд,

И, когда по-прежнему ошибкой

Засмеешься, чувствуется, как,

Если даже он и восстановлен,

Наш расторгнутый духовный брак

Горек для тебя и обескровлен,

И, своим несчастием дыша,

Плачет бедная моя душа…

Послесловие…Что мне добавить?

Рана открывается опять:

Хочется трагедию исправить,

Но приходится ее принять.

Слишком было бы легко без платы

Приобщиться радости. Плати!

Умственных подвалов завсегдатай,

Ближнему в потемках посвети,

Рассказав о том, что было, было,

Что от всех две жизни отделило.

«Умерли мы оба для земли», —

Утверждать, я думаю, решимся…

Чтобы современники прочли