А Филимон без передышки начала командовать:
— Ну, мальчики, за дело. Через час — проба, а вы еще не готовы. Одевайтесь. Вася, до волос не касайся, пусть будут как есть.
Петушков скрылся в ванной. Филимон взялась за Ваську. Она велела ему надеть брюки такие обтрепанные, такие заплатанные, каких Васька никогда еще не видывал. Но он уже начал понимать, что так надо для кино, и, дрожа от восторженного волнения, радостно подчинился. Потом Филимон надела на него полосатую тельняшку, тоже порванную и очень грязную. Только грязь, Васька сразу заметил, была не настоящая, а намазанная серой краской. Рваные башмаки на толстой подошве и красный платок на шее довершали наряд, в котором Ваське предстояло пройти первые шаги по новой жизни.
Из ванной вышел Петушков точно в таком же костюме, только брюки у него были не такие потрепанные и заправлены в полосатые чулки.
— Вы прямо как отпочковались один от другого, — заметила Филимон и снова начала командовать: — Я поехала на фабрику и оттуда заскочу за вами. А ты, Анатик, за это время расскажи Васе, что и как… На вас смотреть невозможно — в глазах двоится! — Она засмеялась и убежала, хлопнув дверью, и уже из коридора донесся ее четкий голос: — Убиться можно!..
— Ух, какая! — Васька восхищенно покрутил головой.
— Филимон-то? Ого!
— Она у вас главная?
— Как тебе сказать. У нас все главные, на своем месте, конечно. Но самый-то главный у нас режиссер — Спартак Сергеевич Грак.
Васька засмеялся.
— Ты что? — удивился Петушков…
— Чудно: Спартак — Грак…
— Это тебе сейчас «чудно». Он нам всем житья не дает. И ты еще с ним наплачешься.
Наморщив свой носик-репку, Васька самоотверженно заверил:
— Стерплю. Вы-то терпите, и я стерплю. Я на эти дела привычный. На всякие тиранства.
Петушков так весело рассмеялся, что и Ваське стало весело: разыгрывают его, за дешево хотят купить, так ведь и он не промахнется.
— А Филимон эта — тоже?..
— Верочка-то? Это мы ее так между собой зовем — Филимон. Нет, она милая женщина. Помреж. Помощник режиссера. А для тебя она Вера Васильевна. Запомни. Ну, все это в сторону. Займемся делом.
— Давайте! — сказал Васька с готовностью.
Но Петушков приказал ему сидеть смирно и внимательно слушать все, что он сейчас расскажет.
— Ты знаешь, что это такое — клоун?
— Да! — выкрикнул Васька и задохнулся так, словно упругий воздух со всего моря сразу нахлынул на него. — Клоун — это самый веселый, а значит, и самый хороший человек!
Он ничего больше не сказал, но Петушков — удивительный человек — отлично его понял.
— Ты правильно думаешь. — Он засмеялся и взъерошил Васькины волосы. — Если не считать свое дело самым лучшим, то не стоит и браться за такое дело.
Режиссер Спартак Сергеевич Грак плохо спал: всю ночь ему снились рыжие мальчишки. От них не было никакого спасения. Они летали над его головой, прыгали вокруг, кувыркались, издавали дикие вопли. Он хотел бежать, они путались под ногами, хотел крикнуть — голоса не было. Он малодушно залезал под кровать и, завывая от ужаса, сейчас же вылетел оттуда, а за ним с хохотом и визгом бросались, красноголовые мальчишки. Под конец он изнемог и сдался. Рыжие подхватили его, понесли куда-то в темноту. В страхе он просыпался, стирал вафельным гостиничным полотенцем холодный пот, пил снотворное и, вздыхая, долго сидел в постели, надеясь, что его свалит такой глубокий сон, куда не проникнут эти проклятые мальчишки.
И только он начал засыпать, как раздался телефонный звонок. Он спрятал голову под подушку, закрылся одеялом, но ничего не помогло. Звонок трещал не переставая, как будто все рыжие мальчишки собрались вокруг и устроили дикий кошачий концерт.
Отбросив подушку, он схватил трубку и с ненавистью сказал:
— Чтоб ты лопнул…
— Это потом, — ответила трубка хорошо знакомым голосом клоуна Петушкова. — Нашелся неповторимо рыжий… Можно кричать «ура».
— Ура, — проговорил Грак злобным плачущим голосом. — Я всю ночь не спал. Эти мальчишки… А тут еще ты. Прямо какой-то рыжий кошмар… И подите вы все к дьяволу…
Не слушая его, Петушков орал в трубку:
— Я его у милиционера отнял, так он и от меня сбежал. Его тетка Марфа поймала. Вот он какой. Сам к сердцу прилипает.
Грак давно знал Петушкова, очень любил его трудное веселое искусство и мечтал создать фильм, где главный герой — клоун. И где главная тема — победная сила смеха: Смеха, утверждающего добро и убивающего зло.
— Ты добрый, — проговорил Грак, успокаиваясь. И тут поспешно добавил: — И умный. Я тебе верю. Привози этого своего неповторимого. Устроим пробу. А теперь я спать хочу.
Но Петушков не унимался:
— Мне кажется, ты не все понял. Не слышу ликования.
Не слушая, что там Петушков еще продолжает рассказывать, полусонный Грак проговорил:
— Да будет тебе… Ну хорошо — я ликую. Ура, ура!.. Слышишь! — и грохнул трубкой по рычагам. Но спать уже расхотелось.
Он сидел на столе рядом с телефоном, поставив ноги на стул, худой, темнолицый, волосатый, похожий на большую печальную обезьяну. Черные закрученные волоски пробивались сквозь сетчатую майку на груди. Сидя на столе, он закурил сигарету, В распахнутое окно врывался грохот прибоя, не заглушая шума в голове от бессонной ночи и нелепых снов.
