Охотники за туманом - [45]

Николай тряхнул головой, прогоняя внезапно накатившее черное искушение.

Откуда-то сверху, будто сквозь перекрытия, пробился багровый луч закатного солнца. Бледно-синее освещение алтарной комнаты быстро истаяло, погрузив подвал в полумрак.

Со звоном разбившегося стекла алтарный камень рассыпался на мелкие крошки. Андрей Тимофеевич открыл глаза и убрал сверкающий белый кристалл в сумку. Выражение его лица стало задумчивым, а из взгляда пропали те черные бесы, что плясали там во время глумления над поверженным владетелем.

Николай быстрыми движениями оттер саблю от крови и бросил скомканную тряпку обратно на труп владетеля.

— Осуждаешь? — вдруг спросил Андрей Тимофеевич. Уже своим обычным голосом. Тем самым, которым так часто вел задушевные беседы за ужином там, в остроге.

Николай молча пожал плечами.

— Ты не все знаешь, Коля. Это… как бы так сказать… Личное. Как-нибудь потом расскажу, если захочешь.

— А с Матреной у вас тоже личное, Андрей Тимофеевич? — голос почему-то получился глухим. Николай прокашлялся, будто заядлый курильщик и продолжил. — Знаете… У этого, небось, тоже личное. А от его верных соратников здесь только запах остался. И те призрачные псы в стене, что вчера Сидора подрали.

— Осуждаешь, — утвердительно сказал Андрей Тимофеевич.

— Да нет, что вы. Кто я такой, чтобы осуждать? Так, фишка для игры, не более, — Николай развернулся и быстро зашагал вверх по лестнице.

Андрей Тимофеевич задумчиво посмотрел ему вслед. Поднял руку в перчатке, свел пальцы, словно собираясь ими щелкнуть. Но, мгновение поколебавшись, опустил руку. Сделал шаг вперед, поднял с тела гиганта скомканный обрывок плаща. Расправил, посмотрел на грязные пятна…

— Осуждает. И даже сердится. Ну надо же! — и вдруг улыбнулся. Хорошо улыбнулся, по-доброму.

* * *

— Да, вот прямо здесь и нашли. Она в этом развалившемся сарае себе лежанку обустроила. А щенков, гляди-ка, выкормила. Сама уже почти померла, а малые вон какие, даже с жирочком на боках!

Один из охотников, Зиновий, осторожно расчесывал деревянным гребешком грязную шерсть на тощей, облезлой пятнистой овчарке. При каждом прикосновении та вздрагивала всем телом, но уши не прижимала. А рядом с ней из деревянной миски хлебали теплый, исходящий паром мясной бульон два крупных черных щенка.

Рядом на костре весело булькал котелок. Интересно, когда мужики все успели? Вроде Николай с боярином в башне совсем недолго пробыли. А гляди-ка, уже стемнело, звезды видны, луна восходит. И похлебку сварить успели. Может, процесс разрушения алтаря сыграл странную шутку со временем?

— А что за порода? Вроде что-то знакомое. Азиат какой-нибудь? — спросил Николай.

— У нас в Оренбурге степные инородцы, киргиз-кайсаки, таких псов называют словом «тобет». Они у них вроде пастушьих, но волков давят – будь здоров! И не такие бесноватые, как текинские овчарки. Инородцы, к слову сказать, и ребенка не побоятся с такими псами одних оставить.

— Волкодав, значит?

— Верно. Кочевые люди их очень расхваливают! А еще гляньте-ка вот сюда! — Зиновий указал на нишу под завалившейся деревянной стенкой сарая.

Николай присмотрелся. Ну да, вон, из тряпок и веток собака сделала лежбище. А на нем, среди клочьев серой шерсти слегка мерцала синеватая пыль. Знакомая такая…

— Эта псина, Николай Викторович – она, выходит, наш брат-охотник. Видите? Щенков кормить нечем было, так она призрака задрала и кристалл своим малышам притащила. Вот они его и грызли. Она сама с голоду подыхает, но даже крошки не слизнула! — Зиновий ласково потрепал овчарку за ухом. — Умница ты моя!

— Смотри только, слишком жирный бульон ей не давай! А ну как заворот кишок будет?

— Обижаете, Николай Викторович! Нешто я голодного зверя никогда не выхаживал?

Сзади захлюпали лужи под чьими-то шагами. Николай обернулся.

— Что же вы, братцы, караульную службу спустя рукава несете? — с шутливым укором спросил подошедший боярин.

Николай насупился и чуть-чуть сместился, закрывая спиной щенков.

— Никак нет, Андрей Тимофеевич! Вон, пока один кашеварит – второй охотник в дозоре бдит!

— Ну тогда я спокоен! А что это ты так усердно от меня прячешь, Коленька? — спросил боярин и сделал движение к костру.

Николай чуть сместился ему навстречу и с вызовом ответил:

— Так ведь это… Все как вы велели – волосики вычесываем и косички заплетаем!

Андрей Тимофеевич пристально посмотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на Зиновия, на дрожащую на ветру собаку и расхохотался.

— Ишь ты какой обидчивый, а? Слова тебе в простоте не скажи, все на ус мотаешь! На-ка, вот. Остатки порошка, которым мы силы коней восстанавливали. Попробуй псине в живот втереть. Должно помочь, — перевел взгляд на напрягшегося Николая. — Что же ты, любезный приятель, совсем меня за живодера держишь? Говорю же, та самая смесь, которой ты вчера своего Сердара весь день мазал чтоб насмерть не загнать! И пойдем-ка отойдем. Расскажу кое-что.

Николай опустил голову. Что-то он совсем нервный стал. Вон, уже и о бунте всерьез задумался. А боярин сейчас ведет себя как раньше. Шуточки, улыбочки, слегка покровительственный тон, смешинки в глазах. Будто и не был он только что тем, злым из подвала. И как будто у них и вовсе не случилось никакой размолвки.