Охотники Гора - [20]

— Чего там пыталась! Она меня обокрала! — обращаясь к толпе, видимо, уже не в первый раз, закричал один из присутствующих. — Она украла два золотых! У меня есть свидетели!

— Верно, — поддержал его еще кто-то. — Нам потребовалось не меньше ана, чтобы ее поймать.

Судья не обращал внимания на их реплики.

— Вы пытались совершить воровство вторично, — продолжал он.

На лице девушки отразился ужас.

— Вы обвиняетесь в воровстве вторично, — напомнил судья, — и со всем прискорбием я вынужден привести приговор в исполнение.

Девушка не в силах была пошевелиться.

— Леди Тина, вы понимаете, что это означает?

— Да, господин судья, — едва слышно пробормотала она.

— Желаете ли выслушать, какой вам вынесен приговор, леди Тина? — поинтересовался судья.

— Да, господин судья, — глядя на него, ответила девушка.

— Леди Тина, вы приговариваетесь к публичному обращению в рабство.

Слова судьи потонули в одобрительном хоре голосов. Девушка обречено уронила голову. Ее уже ничего не могло спасти.

— Подведите ее к дыбе, — распорядился судья.

Человек, управлявший повозкой, подошел к связанной девушке. Он отстегнул цепь, прижимающую ее шею к кожаной подушке, и, поддерживая под руки, по-прежнему связанные за спиной, помог ей подняться по ступенькам на повозку. Она остановилась рядом с судьей и низко опустила голову.

— Леди Тина, подойдите к дыбе, — потребовал судья.

Девушка машинально, словно во сне, подошла к дыбе и прижалась спиной к металлической поверхности. Правивший повозкой человек опустился на колени и закрепил лодыжки девушки на ободе дыбы. Затем обошел ее сзади и развязал веревки, стягивающие ее запястья.

— Положи руки на голову. Разведи локти пошире, — командовал он.

Девушка послушно выполняла все, что ей говорили.

— Ложись, — приказал он, поддерживая ее за плечи.

Она легла, растянувшись на металлической, несколько выгнутой поверхности дыбы, напоминающей большое колесо. После этого человек развел ей руки, уложил ее запястья в специальные углубления на ободе дыбы и привязал их ремнями. Такую же операцию он проделал с ногами девушки, закрепив в пазах на ободе ее щиколотки. Затем широкими ремнями притянул ее колени к спицам дыбы и, когда девушка замерла на ней, словно распятая, длинным рычагом сзади еще больше выгнул центральную наружную часть колеса. Теперь у девушки не было ни малейшей возможности пошевелиться. Ее бедра оказались закрепленными намертво. Клеймо должно получиться четким и глубоким.

Человек, натянув длинные кожаные рукавицы, вытащил из жаровни раскаленное тавро для клеймения рабов. На его торце даже отсюда была заметна пылающая буква размером в целый дюйм — начальная буква слова «кейджера», означающая на горианском «рабыня». Это красивая, изящная буква.

Судья оглядел распростертую на дыбе леди Тину из Лидиуса. Она ответила ему беспомощным, наполненным беспредельным ужасом взглядом.

— Поставить клеймо на теле леди Тины, — распорядился судья. — Отныне она рабыня. — Он повернулся и медленно спустился с повозки.

Девушка у него за спиной разразилась душераздирающим воплем, утонувшим в ликующих криках зрителей.

Человек отбросил тавродержатель в жаровню и быстрыми грубыми движениями сорвал ремни с запястий и щиколоток девушки. Теперь с ней можно было не церемониться. Схватив несчастную за волосы, он рывком поставил девушку на ноги. Она захлебывалась от рыданий.

— Перед вами новоиспеченная рабыня! — громовым голосом провозгласил держащий ее за волосы человек. — Сколько мне будет предложено за нее?

— Четырнадцать медных монет! — крикнул кто-то из присутствующих.

— Шестнадцать! — перебил его другой.

В толпе я заметил двоих матросов с нашего корабля и жестом подозвал их к себе. Усердно работая локтями, они начали продираться сквозь толпу.

— Двадцать монет! — предложил стоящий поблизости скобяных дел мастер.

Я заметил, что судьи уже ушли. Не видно было и музыкантов, тех, что сопровождали двигавшуюся сюда процессию.

Рабыни, впряженные в повозку, сбились в кучу и с любопытством наблюдали за происходящим.

— Двадцать две медные монеты! — продолжал торговаться скобяных дел мастер.

Мужчина на повозке держался как заправский аукционист. Стоявшая рядом с ним девушка словно оцепенела. Казалось, она не вполне отдавала себе отчет в происходящем. Голова ее была низко опущена, волосы упали на лицо, и только капающие на грудь слезы свидетельствовали о том, что она еще жива. Вероятно, девушка пребывала в шоке. Внезапно она словно очнулась и, запрокинув голову, зашлась в истеричном, пронзительном крике, в котором смешались и раздиравшая ее боль от горящего на бедре клейма, и пережитое за день нервное потрясение.

Она наконец поняла, что ее продают в рабство.

— Двадцать пять монет! — предложил какой-то уличный торговец.

— Двадцать семь! — выкрикнул стоящий рядом матрос.

Я оглянулся. Вокруг собралось уже человек двести — мужчин, женщин, даже детей.

— Покажи ее нам целиком! — крикнул уличный торговец.

Мужчина рывком отбросил голову девушки назад и, схватив за подол шелковую тунику, задрал ее до самого лица девушки, открывая любопытным взглядам все, что только может скрыть от них женщина.