Охотник за бабочками - [10]

— Прибыли, — возвестило изделие, элегантно паркуя такси у посадочной площадки моего дома, — С вас сто двадцать брюликов.

— А на счетчике только пятьдесят, — возразил я робко.

— Чаевые, — коротко, по-деловому, пояснило изделие.

Я открыл дверь и посмотрел вниз. До земли было еще как минимум метров десять. Внизу — чистый пластик.

— Так будем платить, или как? — пластиковое создание с легким треском проводки попыталось изобразить ехидную улыбку.

Я нервно кусал губы. Вот так всегда. Можно покорить пол-Галактики. Выбраться из самой невероятной переделки. А с простым таксистом влипнуть по самые уши.

— Ладно, — я обречено покивал головой, показывая, что со мной, как с личностью, покончено, — Будем платить.

Глаза изделия радостно переметнулись на вытащенный кошелек, и по заискрившим контактам я понял, что сейчас он запросит вдвое больше. Но лишь только таксист собрался открыть свою пластмассовую пасть, я совершенно неуклюже уронил кошелек и он, переворачиваясь в воздухе, шмякнулся об посадочную площадку.

— Ах, какой я неловкий! Ах, какой я рассеянный! — я, совершенно расстроенный, смотрел на свои руки, — А я хотел добавить и на кофе.

Изделие заметно расстроилось. Раз попался такой тюфяк, то надо выжимать все, что можно.

— Без проблем, — бодро произнесла обтянутая пластиком биомасса и совершила головокружительный бросок к пластиковой поверхности. Не успело такси выровняться, как я уже находился снаружи, запихивая кошелек подальше за пазуху.

— А брюлики? — изделие высунулось из такси и совершенно беззаботно ждало справедливой оплаты труда. Но таксист дурак. Высадил клиента, не взяв денег. Причем на его личной посадочной площадке.

— Дулю с машинным маслом, — прокомментировал я, собираясь уходить.

Скорее всего, у изделия был также небольшой брачок с оценкой своих пластмассовых способностей. Он вылез из машины, предварительно прихватив с собой нечто, напоминающее изогнутую палку. Металлическую такую штуковину, по первым прикидкам, весьма тяжелую.

— Ты что, урод, игрушки со мной играешь? — обидно так выругавшись, он стал приближаться, как-то неприятно постукивая этой самой гнутой железякой об ладонь. Звук был весьма специфичен.

Если каждая поганая машина, имеющая пару микросхем вместо мозгов, станет называть меня уродом!? Куда катится робототехника?

Не дожидаясь, пока изделие доберется до меня, я заорал, слегка напрягая связки:

— Служба охраны! Нападение на частную собственность. Принять меры.

Буквально после первых же слов вокруг меня и изделия образовался небольшой частокол штырей, каждый из которых заканчивался небольшим набалдашником. Несколько стандартных секунд система охраны дома внимательно изучала нас, сверяясь со своими матричными записями. Я только молил звезды, чтобы мое лицо показалось системе не слишком обветренным. Но так как данные обо мне собирались с грудного возраста, ошибиться, кто есть кто, было просто невозможно.

Изделие слишком поздно поняло, в какую переделку оно попало. Если, конечно, вообще поняло. Несколько тонких лучей, начинающихся на круглых набалдашниках, перекрестились на теле таксиста, звякнула о бетон изогнутая железяка, и мне только осталось отойти немного в сторону, чтобы пепел ненароком не попал на одежду.

Система охраны дома, выполнив поставленную перед ней задачу, исчезла.

Я постоял несколько мгновений, соображая, потом подошел к такси, оставил на сиденье небольшую пачку брюликов и привел в действие автопилот. Надеюсь, хозяин автопарка не будет иметь ничего против небольшого благотворительного взноса.

Проследив взглядом, удаляющееся такси, и убедившись, что никто не стал свидетелем не слишком правильного моего поступка, я развернулся и двинулся в сторону дома.

— Здравствуй Родина! Здравствуй Дом! Я вернулся!

Мне рассказывали, что давным-давно, когда еще не было ни самого мегаполиса, ни защитного колпака над ним, мои далекие предки жили в небольшом кирпичном домике. В этом маленьком, сложенном из крошечных камней, здании, кроме моих предков, обитали еще восемьдесят семей, тоже чьих-то предков.

Как такое было возможно, ни я, и никто другой не знали. Но, говорили знающие люди, то время было гораздо счастливее и интереснее, нежели то, в котором живем мы. Люди виделись друг с другом, когда хотели, иногда по несколько раз в месяц. Дружили и радовались каждому дню, прожитому рядом. Это было время, когда никто не обращал внимания на чужие недостатки, и никто не говорил другому, что он урод. А еще поговаривали, они даже иногда ходили друг к другу в гости, пили на дармовщинку чай и их за это никто не убивал.

Потом пришли другие времена. Построили купол, снесли дома. Многие семьи уехали или переселились. Но мои предки остались здесь и построили на месте бывших мест обитания свой родовой дом. Тот дом, в котором я провел свое детство. Тот дом, перед которым я сейчас стою.

С того места, где я находился, можно было видеть только один этаж. Остальные девять находились под землей. Мой прадед в какой-то энной степени, построивший родовой дом, не любил высокие строения. И он был весьма экстравагантным человеком. Никаких пластиков, никаких камней. Только чистое дерево. Нужно быть ближе к природе и тогда она потянется вам навстречу. Это его девиз.