Охотничья луна - [27]

— Это тебя убьет.

— Только на это и уповаю.

Услышав такие слова, я перестала поедать глазами сигарету и посмотрела Дэмьену в лицо — как обычно бесстрастное.

— И как это понимать?

Пожав плечами, он опять глубоко затянулся и, выпустив дым из ноздрей, произнес:

— Работа такая. Я скорее умру в пьяной драке, затеянной в баре, чем от рака.

— А ты предпочел бы рак?

— Тебя когда-нибудь кромсали ножом? Не советую испытать такое на своей шкуре.

Я опешила от такой откровенности. Несмотря на опасную профессию, в душе я оставалась белой пай-девочкой, принадлежащей к сливкам общества Канзаса. Мой образ жизни не располагал к тому, чтобы получить удар ножом в пьяной драке. Быть укушенной оборотнем — да, но это совсем другое дело.

— Можешь попытаться сменить работу, — посоветовала я.

Дэмьен криво усмехнулся, но ничего не ответил. Кажется, он принимал меня за наивную дурочку и был, в общем-то, прав. Имей он возможность поменять работу, то, наверное, уже так бы и поступил. Что же держит этого привлекательного и достаточно умного человека на таком незавидном месте?

Если бы я не знала, что к чему, то приняла бы его за оборотня. Многие из них бродяжничали и перебивались случайными заработками там, где платили наличными. Вести такую жизнь проще всего. Никаких упоминаний о том, где ты был, когда целая куча народу неожиданно отправилась к праотцам.

Кроме того, имелось еще одно осложнение: оборотни жили дольше, чем отмерено людям. Что-то неправильное было в том, что, судя по номеру социального страхования, человек с родился в 1925 году, а на вид ему лет двадцать.

Всякий раз, приезжая охотится в новый город, я первым делом проверяла тех, кому по традиции платили наличными — барменов, официантов, строителей.

Разумеется, среди оборотней находились и те, кто решил эту проблему. Эти умники фальсифицировали собственную смерть, подтасовывали факты, покупали поддельные документы или взламывали государственные базы данных. Когда живешь вечно, не испытываешь недостатка времени для шлифовки полезных навыков.

Дэмьен прикурил вторую сигарету от окурка первой и после недолгой заминки продолжил коптить.

— У тебя перерыв или что-то вроде того? — спросила я.

— Что-то вроде того.

Что ж, исчерпывающий ответ.

— Ты... работаешь каждую ночь?

— Практически.

— Разве нет другого бармена?

— Была, но она слиняла.

— Когда?

— В ночь твоего приезда. Вот почему я тогда не успел одеться на работу. Сью так и не объявилась. И никто с тех пор ее больше не видел.

Ой-ой. Кажется, я знаю что случилось со Сью. С ней случилась я. Никто не заявил об ее исчезновении и, скорее всего, уже никогда не заявит.

— Она тоже работала по ночам?

Важный вопрос. Оборотни вынуждены охотиться. Это заложено в их природе. Они не могут долго жить, не убивая. Они, как и вендиго, жаждут человеческой плоти.

В противовес распространенному мифу, восход луны вовсе не означает, что оборотень тут же превратится в волка. У них всегда есть выбор. За исключением тех ночей, когда наступает полнолуние. В такие ночи я и мне подобные бываем очень заняты.

— Мы работали посменно, — ответил Дэмьен. — Никому из нас не нравилось постоянно работать в одно и то же время.

Как интересно. А большинство людей предпочитают придерживаться графика. Я знаю, потому что сама такая.

— Что собираешься делать теперь? — спросила я.

— Нанять кого-нибудь другого. Может, Ковбоя. Он все равно постоянно здесь ошивается.

Я ухватилась за подвернувшуюся возможность:

— А Ковбой местный?

Дэмьен подозрительно покосился на меня:

— Здесь нет местных. Разве что кто-нибудь из индейцев.

— Совсем нет?

— Я лично таких не знаю. Людям, которые здесь родились, не терпится отсюда уехать. А тем, которые сюда приезжают, не терпится здесь поселиться. — Он покачал головой. — Поди пойми.

— А откуда приехал Ковбой?

— Из Кливленда? — пожал плечами Дэмьен.

Я ожидала, что он рассмеется. Но, судя по выражению его лица, я могла бы прождать до скончания века.

— Ты не знаешь?

— Я не спрашивал. Хочешь работать барменом, заруби на носу: слушать — хорошо, задавать вопросы — плохо.

А у меня, как назло, только вопросы и были.

— Сколько я тебе должна за продукты?

— Нисколько.

— Глупости. Я заплачу.

Он покачал головой. Я поняла, что он не возьмет с меня денег. Чувствуя неловкость и признательность, я пробормотала:

— Очень мило с твоей стороны.

Он пренебрежительно фыркнул и бросил окурок на землю.

— Мило — это не про меня.

И почему в этих грубых словах в то же время слышалась похоть?

Затоптав тлеющий пепел черным кедом, Дэмьен поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я утратила способность дышать. Мне хотелось бежать и хотелось остаться. Дэмьен одновременно смущал и завораживал меня.

Что же в нем такого привлекательного? Ведь он разительно отличался от Джимми Ренквиста. Джимми был высоким, широкоплечим, белокурым. Смешливый, солнечный мальчик, который так и не стал мужчиной. У Дэмьена же темные волосы, он худой и какой-то затравленный. Он редко улыбается, и мне трудно представить его смеющимся.

Тени в глубине глаз делали его похожим на умудренного опытом старика, древнего, как растущие в здешних краях деревья.