Охотничьи были - [28]

Первая удача обрадовала меня. До наступления ночи я выудил еще несколько лещей.

Спустилась ночь. Все удильщики сидели у костров. То и дело на чьей-либо донке звенел колокольчик. Рыбак вставал как бы нехотя, уходил на мостки и доставал рыбу.

Разговоры, как и полагается на рыбалке, вертелись вокруг рыбы, рассказывались самые невероятные, фантастические случаи и приключения. Один старик утверждал, что сомы по ночам в большие росы ползают по лугам и нападают на баранов. Но, кроме обычных рыбацких историй, я услышал и много полезного для себя. Узнал, например, что сом берет на лягушку, с крючка не срывается, и, если снасть крепкая, вытащить его не так-то трудно.

Наслушавшись рассказов о сомах, я тут же отправился на поиски сомовьей насадки. Обшарил все ложки и расселины в камнях, но натыкался только на ящериц. Дошел вверх по реке до самой пристани, спустился в болото — и поймал, наконец, трех лягушек.

К толстому крепкому шнурку я приспособил якорек с проволочным поводком, ниткой привязал к якорьку лягушат и с мостков закинул снасть в воду.

Прошло часа два в напряженном ожидании. Стало светать. Потянуло холодком. Хотелось курить, а руки так замерзли, что папироску свернуть невозможно. На берегу манил к себе большой костер, но… охота пуще неволи.

Поклевки я все-таки дождался. Леску так сильно дернуло, что хлипкие мостки дрогнули. Я торопливо отвязал шнур от мостков, обмотал его вокруг руки, чтобы не вырвался, и по мосткам перешел на берег.

Рыба сопротивлялась тяжело. Мне казалось, что я тяну не сома, а мешок с картошкой.

К месту «боя» подошли от костра любопытные. И без них душа уходила в пятки, а они давай «болеть», как на футболе.

— Не вставай!

— Тащи неторопливо.

— Оттягивай от мостков, а то запутается за козлины.

— Эх, ты! Бестолочь…

Вдруг леса ослабла. Неужели рыба сорвалась? У меня и в глазах помутилось. Но тут я увидел недалеко от берега что-то черное, пузатое.

— Выбирай свою веревку! — крикнули мне. — Как рванется в глубину — оборвет. Ей-богу оборвет.

И, действительно, сом рванулся в омут. Шнур натянулся, как струна, больно врезался в руку. Тяну изо всей силы — не поддается.

— Тяни! — кричали мне болельщики. — Ни вершка не сдавай…

Снова ослабла леса. Я быстро стал выбирать ее. Сом всплыл на поверхность уже не сопротивляясь. Я выволок его из воды далеко на берег.

Рыбина была в длину с полметра и толстая, как поросенок. У меня от радости и напряжения колени тряслись, дрожали руки.

К сому подошел старый рыбак, с презрением пнул его носком сапога и проговорил:

— Соменок!..

А. Спешилов РЫБАК РЫБАКА ВИДИТ ИЗДАЛЕКА

Весна была поздняя. Сердитые утренники задерживали таяние снега. Река прибывала медленно — по вершку в сутки. После первой подвижки льда прошла целая неделя, а лед в заторе был по-прежнему крепок и неподвижен. Даже появились свежие дороги и тропинки на льду, как осенью, после ледостава.

Только в начале мая хлынули проливные дожди. В два дня был смыт снег с полей, вздулась Кама и шумно очистилась ото льда.

Проснулась щука в озере Якунине и, как говорится, хвостом разбила хлипкий весенний лед. На озере появились рыболовы. И я, собрав свои рыболовные снасти, отправился на это озеро.

Большое оно, рыбное. По берегам густой ольховник, покрытый молодой зеленью, у воды — большие кочки.

Отыскивая удобный подход, я набрел на удильщика. И не понял сразу, старик ли это или старуха. Сидит без шапки, по самые плечи седые кудри, а на лице ни усов, ни бороды. Одет в синий домотканный армячок, из-под подола высовываются новенькие лапти с красными опушнями; онучи с голубой каемкой. Рядом большая заплечная сумка из лыка — пестерь и берестяной туес.

— Клев на уду! — приветствовал я удильщика.

— Спасибо, друг.

— Клюет ли?

— Не клюет, — ответил старик. — Погода испорухалась. Да! Сиверко дует. — Я с удивлением заметил, что у него полон туес рыбы.

Мы быстро познакомились. Когда же я подарил ему старую газету на курево и несколько мелких фабричных крючков — у старика были самодельные, — мы и совсем подружились. Звали рыболова Яков Степанович. Жил он в ближней деревне.

— Сколько тебе лет, Яков Степанович? — спросил я.

— Молодой еще. Первые десятки доходят.

— Как это первые десятки?

— На другую сотню первые десятки.

— Как живешь? Колхоз кормит?

— Сам кормлюсь. Огороды в колхозе караулю да рыбку ловлю.

На безбородом лице старика появилась веселая улыбка. Я спросил:

— Почему у тебя бороды нет? Бреешься?

Яков Степанович пощупал свой голый подбородок.

— Мне ее ни к чему… Когда я был молодой, подбородок пареными орехами шоркал, волосы и вывелись. Да!

Успокоилась напуганная моим приходом рыба и снова стала поклевывать. Я тоже закинул свои удочки.

Тишина. Только недалеко в ольховнике нет-нет да и звякнет коровье ботало. Старик проворчал себе что-то под нос, поднялся на четвереньки, вынул из пестеря большой нож-косарь, медленно встал и, хромая на правую ногу, отправился в кусты.

«Не корову ли резать?» — подумал я. Вскоре послышалась возня, в кустарнике что-то затрещало. На берег вышел Яков Степанович с ножом в одной руке и с железным колоколом-боталом в другой.

— С коровы срезал, — объяснил он. — Чтобы удить не мешала, рыбку не отпугивала… Доколоколила буренушка…