Охотничьи были - [27]

А. Спешилов У КАМНЯ ГОВОРЛИВОГО

В компании охотников я ехал на буксирном пароходике по Вишере.

Была осень. Первые заморозки уже сняли с березняка летний покров. На прибрежных песках гнили ржавые листья. Только в тайге, на склонах каменистых гор, кое-где еще горели оранжевые пятна рябин.

Высоко над лесами вздымалась громада Полюд-горы. Пароходик прошел мимо камня Ветлана, что отвесной стеной опускается прямо в Вишеру.

Поровнялись с камнем Говорливым. Рулевой дал свисток — и камень заговорил. Прокатилось громкое эхо.

Журчание воды в речке Говорухе, что впадает здесь в Вишеру, шум крыльев пролетевшей птицы, любой шорох, малейшие звуки усиливает и отбрасывает от себя чудесная гора.

Во время осеннего паводка Вишера становится бурной. Вверх по течению мы плыли медленно, не прямо по фарватеру, а зигзагообразно — от левого берега к правому, затем от правого к левому и так далее. Казалось, пароход взбирается в гору.

То с правой, то с левой стороны, как неприступные гигантские крепости, открывались взору знаменитые вишерские камни-горы, далеко-далеко на горизонте синел Уральский хребет.

Я сидел на скамейке у штурвальной рубки и забыл, куда еду и зачем, так было величественно и красиво кругом. И вдруг — как удар по голове:

— Утка!

Это крикнул рулевой.

— Самый тихий! Стоп!

На мостике появился капитан.

— Что за пристань? — спросил он рулевого.

— Утка, Иван Григорьевич. Перед самым носом, — объяснил рулевой.

Действительно, совсем недалеко от парохода плыла дикая утка.

Вышли из каюты охотники, впопыхах заряжая ружья.

— Ну и утка! — не унимался рулевой. — Вперегонку с пароходом плывет, летать не желает…

«Должно быть, подранок», — подумал я. В этот момент раздался залп из трех стволов. Утка ушла под воду и вынырнула метров за десять, в другом месте. Охотники снова разрядили ружья. Утка снова нырнула… И пошла пальба. Ружейные выстрелы, эхо камня Говорливого — все слилось в сплошной грохот и гул.

Рулевой, мальчишка из практикантов, крутил штурвальное колесо, топтался в рубке и «болел», брызгая слюною:

— Тут она, тут… сейчас вынырнет… Дуплетом лупи! Эх, мазилы! Опять не попали. Ну и живучая, собака!.. Так ее, так. Не уйдешь!

Утка упорно боролась за свою жизнь, несмотря на подбитые крылья. Она на секунду показывалась из воды и снова ныряла.

На палубу высыпали любопытные из команды парохода. Кто критиковал неудачных охотников, кто давал советы. Но в защиту жертвы — ни одного слова, как будто это была не безобидная, несчастная, уже подбитая утка, а злейший враг.

Наконец утку убили. Она спокойно проплыла мимо парохода, уже ни у кого не вызывая интереса. И никому она не была нужна.

Смолкли выстрелы, замолчал и камень Говорливый. Мои соседи были, по всей видимости, довольны удачной охотой…

А. Спешилов СОМЕНОК

Кто бывал в низовьях реки Камы, тот, конечно, знает Чертово городище на правом берегу ниже Елабуги. Здесь Кама, притиснутая к горе, течет по каменистому ложку. Глубина ее в омутах достигает двадцати метров. Какое приволье для рыбы! Водятся тут во множестве лещи и язи. Не подъязки, а именно язи, крупные, до двух килограммов весом, а лещи — как печные заслонки. Но хозяином здешних угодий является усатый, прожорливый сом.

Сколько басен я наслышался о елабужском соме! Рассказывали, что сом утащил однажды в воду купающегося школьника, перевернул лодку у неосторожного рыболова, чуть ли пароход не утопил.

Все это явно преувеличено, но нет дыма без огня. Меня неудержимо потянуло к Елабуге.

Сел я в Перми на пароход и через три дня был на месте. Попал туда накануне выходного дня. Вижу: весь берег ниже пристани усеян удильщиками. Решил идти дальше, где меньше народу.

Солнце стояло на закате. Через Каму от высокой горы падали фиолетовые тени, в кустарнике заливались соловьи. Много заметил и других красот, но мне некогда было любоваться ими. Я спешил туда, где ждала меня добыча.

За речным поворотом стали попадать нагромождения камней. Гранитные навесы, пещеры — естественные убежища от непогоды. Ни палатки, ни шалаша не надо.

От берега в реку тянулись дощатые мостки. На них сидели настоящие елабужские рыболовы. Щетинились тяжелые удилища с колокольчиками — донки на лещей. Более легкие удилища рыбаки держали в руках и беспрерывно размахивали ими — ловили язей «в проводку».

Забравшись на свободные мостки, я поставил две донки и стал ждать клева. Я впал в своеобразный рыбацкий азарт. Обычно в таком состоянии удильщик забывает все на свете. Хоть пожар, хоть гроза, хоть взрыв бомбы — ко всему постороннему удильщик безучастен. В такой момент что хочешь с ним делай. В воду столкни — он и не заметит.

А как бьется сердце, когда после подсечки чувствуешь, как на леске ходит крупная рыба! Сколько радости, когда она бьется у тебя в ногах на мокром песке!

А кто из вас видел выражение лица истинного удильщика? Улыбается, глаза блестят, он шевелит губами, как будто бы уговаривает рыбу не томить его бесконечным ожиданием.

У меня долго не клевало. Наступал вечер. Тут и там на берегу запылали рыбацкие костры. Я решил смотать удочки в самом прямом смысле. Взял удилище в руку, и тут вершинка его дернулась. Сделав подсечку, я подтянул к мосткам большого леща. Поднять на мостки его было невозможно. Пришлось тащить рядом с мостками на отмелый берег.