Охота за красоткой - [57]

Аг-р-р! Я увидела, как Уайатт закрывает телефон и убирает в карман на поясе. А в мою сторону даже не взглянул, гад.

Так, что там еще у меня в сумке? Нож – но резать обивку сиденья глупо, это может дорого обойтись мне: нетрудно догадаться, как относятся в полиции к порче казенного имущества. Значит, нож мне не поможет. Бумажник, чековая книжка, губная помада, салфетки, ручки, органайзер – он-то мне и нужен! Я вырвала страницу, схватила ручку и в неверном, мерцающем свете огня написала: «скажи Уайатту: она здесь. Я видела ее в толпе».

Записку я пристроила к окну и снова застучала в стекло. Но оказалось, я могу стучать хоть до посинения: Демариус смотрел в сторону с упорством под стать моему.

От ударов у меня заныл кулак. Если бы я не опасалась очередного сотрясения, то принялась бы биться в окно головой, но мне уже казалось, что я пытаюсь прошибить стену. Будь на мне туфли, я расколотила бы окно каблуком. Если уж не везет, то даже в мелочах.

Я отложила записку и подергала язычок металлической решетки, отделяющей заднее сиденье от передних, для полицейских. Но решетка держалась прочно – как и следовало ожидать, иначе ее давным-давно выломали бы люди посильнее меня. Так что даже тратить силы не стоило.

Делать было нечего. Я снова приложила записку к окну, прижала ее головой, закрыла глаза и стала ждать. Рано или поздно меня кто-нибудь выпустит, а заодно и узнает, какие все полицейские тупые задницы.

Про меня так прочно забыли, что эта психопатка могла бы подойти к машине с другой стороны и выстрелить в меня через стекло. Едва эта мысль пришла мне в голову, я выпрямилась и в панике огляделась, но психопатов нигде не заметила. Вернее, не увидела только ту, которая меня преследовала.

Кажется, у меня в сумочке завалялась жвачка – на случай «если зубная щетка недоступна». Я ощупью нашла сумку, в ней – жвачку, выдавила на ладонь одну подушечку и принялась жевать. Одновременно я выдрала из органайзера еще один лист и размашисто написала: «Забудь про Джаза и Салли: свадьбы не будет!» Тщательно разжеванную жвачку я разделила пополам и одной половинкой прилепила к окну первую записку, а второй – новую, про Джаза и Салли.

А потом сунула в рот еще одну подушечку и вырвала из органайзера новый лист.

На заднем, наклонном, стекле машины записка держалась плохо, поэтому мне понадобились обе половинки подушечки, чтобы прилепить ее. Эта записка гласила: «Говнюки».

В пачке было десять подушечек. Мне пригодились все.

Пока на меня никто не обращал внимания, я успела оклеить записками все заднее и оба боковых окна.

Через просвет, которых осталось не так уж много, я увидела, как один из патрульных озадаченно уставился на машину, потом толкнул в бок второго и указал на меня. Его жест заметили еще двое. Демариус тоже обернулся, хотя до тех пор старательно игнорировал мой стук и вопли – да, кричать я не переставала. Он усмехнулся, покачал головой, достал фонарик и направился к машине.

Я повернулась к нему спиной и скрестила руки. Черта с два я буду упрашивать его выпустить меня! Уже слишком поздно.

Демариус осветил фонариком мои записки – не все, а только две на боковом окне. Потом я услышала, как он ахнул, рывком распахнул дверцу, сорвал со жвачки записку про преследовательницу и снова захлопнул дверь. Даже если бы я попыталась запротестовать, он не услышал бы меня, потому что во весь опор понесся на розыски Уайатта.

Ничем не занятое место на боковом окне выглядело эстетически неприятно, Я знала, чем его заполнить, написала еще одну записку и приклеила ее к стеклу тем же огрызком жвачки, на котором держался предыдущий лист, – жвачка еще не успела высохнуть. Ну и прекрасно, потому что снова совать ее в рот я бы не рискнула.

Я не стала высматривать в толпе Уайатта, чтобы увидеть его реакцию. Какое мне до нее дело, если уже слишком поздно? Неизвестная давно ускользнула, а я настолько зла, что у меня даже слов нет.

Заметив, что к машине приближается мрачный Уайатт, я передвинулась в середину сиденья, закуталась в одеяло и устремила взгляд перед собой.

Он подошел слева, открыл дверь, а я отодвинулась подальше, к правой двери. Уайатт наклонился и отрывисто спросил:

– Ты уверена? Описать ее сможешь? Где она была?

В ответ хотелось выпалить слишком многое – к примеру, спросить, теперь-то зачем беспокоиться, ведь психопатка давно исчезла, а все из-за него, Уайатта. Но я не стала даже пытаться, только снова схватилась за органайзер, яростно нацарапала «светлые волосы, кофта с капюшоном, была в толпе», вырвала страницу и резким движением протянула ему. Теперь искать ее абсолютно бесполезно, вряд ли она до сих пор торчит здесь, но обвинить меня в том, что я не помогаю следствию, Уайатт уже не сможет. А в том, что преступница сбежала, виноват только он, вот пусть и делает что хочет.

Порой остается радоваться лишь моральному превосходству.

Уайатт заглянул в записку, передал ее Демариусу и начал отдавать приказы. А дверь машины снова захлопнул!

Нет слов.

Глава 20

Когда Уайатт наконец вернулся к патрульной машине, небо уже посветлело – значит, я просидела в чертовой клетке несколько часов. От моей квартиры не осталось ничего, кроме груды мусора, вони, дыма и тускло тлеющих углей, которые пожарные упорно заливали водой. Машина, которую Уайатт оставил возле моего дома, а также автомобиль соседей безнадежно пострадали. Соседская семья сбилась в кучу, личики детей были перепуганными, глаза – огромными, родители судорожно цеплялись за детей и друг за друга. Их квартира уцелела, но в ближайшее время жить в ней было нельзя.