Охота вслепую - [25]

А через пару месяцев грянул гром.

Со слов Наташи, все произошло неожиданно и стремительно. Однажды в пятницу вечером полковнику Лиховцеву поступил звонок из Смольного. Лиховцев, поговорив всего минуты две, срочно вызвал к себе майора Потапова. Они долго что-то обсуждали за плотно закрытыми дверями, даже чаю не просили. От Лиховцева майор Потапов не вышел, а выкатился — красный, возбужденный, какой-то весь всклокоченный. Назавтра же — на субботу! — срочно оформил себе командировку в Архангельск и вечером в ту же самую пятницу ночным поездом выехал. А в понедельник рано утром в коридорах Ленугро возникли два молчаливых майора, причем одним из них была высокая сухощавая женщина, что показалось Наташе особенно тревожным. Майоры зашли к Лиховцеву и, потребовав всю документацию жилищной комиссии по распределению ведомственных квартир, плотно сели за проверку в первом отделе — кабинете за железной дверью. Через неделю ревизоры объявили, что большинство квартир в новостройке на Васильевском острове, переданных исполкомом Ленугро, ушли налево, а не по прямому назначению, причем подписи на всех решениях принадлежат одному лицу — лейтенанту Степану Юрьевичу Юрьеву.

Это была какая-то нелепость! По коридорам слушок прополз стремительно — как вспугнутая гадюка в осеннем лесу. Степан ринулся было к Потапову, но тот уже неделю сидел на больничном. Тогда он напросился на прием к полковнику Лиховцеву.

— Эка ты влип, парень! — неожиданно сурово стал отчитывать его начальник утро. — Ну и дело заварил, понимаешь! И кто бы мог подумать? А ты ведь наша гордость, лучший стрелок в системе МВД, чемпион области по вольной борьбе, а в какой дурацкий переплет попал! — И, глянув на явно опешившего от таких слов Степана, вдруг по-отечески ласково добавил: — Ну, мы тебя в обиду не дадим, с кем не бывает. Но… нехорошо. Никогда бы не подумал, что ты, Степан, жулик…

— Да не жульничал я с этими квартирами, товарищ полковник! — чуть не закричал лейтенант. — Майор Потапов попросил несколько раз подпись вместо него подмахнуть на документах. Ну я и… Меня же выбрали его заместителем в комиссии по жилплощади, с правом подписи… Откуда же мне знать, что он там такие махинации крутил!

При последних словах Лиховцев нахмурился, помрачнел и отвел взгляд. Минуты три молчал.

— Я бы попросил вас, Степан Юрьевич, — начал он деревянным голосом, — выбирать выражения. Вы не вчера родились и в жилищной комиссии, как я понимаю, несете ответственность за принимаемые коллегиальные решения. Насколько мне известно, решения по тем квартирам принимались… уж не знаю почему, не коллегиально… И подпись под ними стоит не чья-нибудь, а ваша! При чем тут майор Потапов, а? За себя надо отвечать, лейтенант, а не за майора, понимаешь!

Помолчав еще с минуту, Лиховцев кивнул на дверь:

— Свободен, лейтенант. Подумай хорошенько над тем, что я тебе сказал. И учти: тебя мы… в обиду не дадим. Ты не дрейфь, парень!

Чтобы не поднимать шума раньше времени, решено было провести по-быстрому служебное расследование деятельности жилищной комиссии. Недели не прошло, как свои ревизоры пришли к выводу, что лейтенант Степан Юрьев допустил если не преступный умысел, то халатность… Действительно, восемнадцать квартир из новостройки, предназначенной для очередников УВД, были получены работниками городского торга, сотрудниками исполкома и порта. Как это вышло, Степан понять не мог. Но что сделано, того не воротишь.

Вернулся с затяжного больничного майор Потапов. Первым делом вызвал к себе Юрьева, усадил на стул и пошел в волнении колобком кататься по кабинету.

— Ну дела! Как же так я не уследил! Это, конечно, никакая не афера, ясен день, а недогляд, Степа. И ведь теперь ничего не сделаешь! Люди получили ордера, кое-кто уже въехал… А люди оказались не последние в нашем славном городе. Попробуй только выступи против таких, раздавят как жука! — Он остановился перед Степаном и участливо потрепал его по плечу. — Но ты, брат, не беспокойся. Полковник за тебя на самом верху просил, я знаю, так что уголовное дело заводить не станут. Для проформы, конечно, придется провести товарищеский суд. Пожурят тебя там за халатность и все спустят на тормозах.

Товарищеский суд был назначен на последний четверг октября. Накануне вечером пришел Васька, принес, по обыкновению, Наташе цветы, а к столу шампанское. Старались вести себя как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло, но веселья все-таки никак не получалось. Макеев был какой-то взъерошенный, смущенный, не шутил, как обычно, а все отмалчивался, посидел-посидел да и ушел, даже от чая отказался. Только буркнул Степану в коридоре на прощанье:

— Держись, старик! Прорвемся! —  Но бодрости в его голосе не ощущалось.

У Степана от этих неискренних, фальшивых слов в груди зашевелилась, заворочалась глухая ярость — вроде той, которой он дал выход, пристрелив двух подонков на обувной фабрике. Захлопнув входную дверь, он вернулся в комнату. Увидел, что Наташа тоже как будто засобиралась.

— Ты куда? — Степан подошел к ней и крепко обнял за плечи, так что ее лицо исказилось.

— Больно, Степа! — пробормотала Наташа, силясь вырваться из его рук. Но он не отпускал ее. Его губы потянулись к ее губам, но она увернулась, и тогда он привлек ее к себе, прижал, ощутив упругие выпуклости девичьего тела, и стал покрывать ее лицо жаркими поцелуями. Наташа поначалу сопротивлялась, но постепенно сила или решимость ее слабела, и она сама прижалась к мускулистой груди Степана и, чуть приоткрыв рот, запрокинула голову, словно давая ему понять, что она готова… Он начал срывать с нее одежду, разбрасывая по полу. Наташа чуть слышно стонала, дыхание ее стало прерывистым. Степан знал, что ей нравится заниматься с ним любовью: он был сильный, страстный, нежный. Но она хотела, чтобы Степан проявлял неукротимую силу, настойчивость, иногда даже граничащую с грубостью. Он повалил Наташу на пол, поспешно стянул с себя рубашку, брюки и трусы и мощно вошел в нее, схватив за руки и разведя их в стороны, прижав к половицам.