Охота - [30]

– Сегодня вам всем урок будет, – сказал отец, – о том, что такое черти и бесы и как они в человека входят.

Ева слушала затаив дыхание. Ей очень хотелось, чтобы отец рассказал о том, что случилось с Аксей и Юликом.

– Бес, – сказал отец, – своего ума не имеет. Он как червь, который ест древесину и не знает, что из этой древесины дом сложен. Жрет все, вгрызается, разрушает. Вот так же и бес, если попадет в душу, начнет ее изнутри грызть. Поэтому те, в ком бес завелся, ходят кривые – у них душа кривая. И если беса вовремя не изгнать, то душу он вконец выест, и останется от человека только тело, которое само ходить не может. Ты в себе беса как болезнь чувствуешь – он тебя ест, выгрызает тебя, а тебе больно и страшно, и нужно тогда молиться, чтобы бес из тебя вышел. Каждый день себя оглядывай, проверяй, нет ли в тебе беса. Если где кровь, или новый синяк, или если болит где – значит, бес в тебя клыки вонзает. Изгоняй его молитвой и постом и Богу, и братьям поклонись. Скажи: во мне бес, и не в моих силах с ним совладать.

Отец сжал Евино плечо там же, где утром, и она чуть не вскрикнула. Рука у отца была сильная, будто до кости дотягивалась.

– А черта человек в себе разглядеть не может, – сказал отец, – потому что черт у человека не душу ест, а разум. Черта до души Господь не допускает, и такой черт пытается человека с пути сбить. Соблазняет разум. Покажет красивый светлый дом или дорогую невесту, пообещает все человеку дать, если тот от молитвы откажется. Но без молитвы человек свою душу оставляет открытой, а тогда туда и черт, и бес войдут. И вылечить такого человека только Господь может, потому что без разума и без души человек к молитве уже не вернется. Сгниет заживо, кишки на землю высыплет, головой расколется, словно гнилое яйцо. Такому человеку и место одно – ад, в котором его тело будут пытать, а душу разорвут и вывесят так, чтобы все видели, что душа у человека была из лоскутов, вся изъеденная. Нет такому человеку прощения от Господа, и нет ему места в Царствии Божьем и никогда не будет.

Перед сном Ева себя всю осмотрела. Кровь у нее, как у старших девочек, еще не шла, а болело только плечо, которое отец сжал, но все же Ева за плечо помолилась, чтобы бес ее не грыз:

Господи, защити рабу Твою Еву от всяких бесов и чертей, чтобы они ее не кусали и до души не добрались.

Потом забралась под одеяло и долго лежала, глядя в потолок. Сон не шел, но зато плечо болеть вскоре перестало. Видимо, Бог услышал молитву. Тогда Ева прочитала еще одну, за спасение брата Юлика:

Господь, Иисус Христос, спаси и сохрани душу раба Твоего Юлика и дай ему жить в Царствии Твоем Вечном.

Сразу на душе стало легче. Ева верила, что брат обязательно на небеса попадет, что бы с ним ни случилось.

А в колодце было темно. На ночь колоду и прикованную к ней женщину снова выволокли на двор, и человек, сидевший на дне колодца, слышал, как женщина стонет. Слезы у нее давно кончились, голос пропал – но она продолжала беззвучно рвать связки, потому что ее голову разрывало от нестерпимой, едкой боли. Мокрая повязка жгла глаза, медленно стирала с лица кожу. Человек в колодце слушал и злился. Ему хотелось, чтобы женщина прыгнула в колодец, и тогда он разорвал бы ее легкие и заставил ее заткнуться.

– Сюда иди, – позвал он тихо.

Женщина не услышала. Силы у нее кончились – только одна вывернутая левая рука скребла камни колодца. Губы безвольно шевелились, будто бы читая молитву, а на самом деле просто пересчитывая перебитые зубы.

– Сука. – Человек из колодца попробовал забраться вверх по камням, как пробовал уже много раз, но колодец был слишком широким, а камни слишком скользкими. Он упал в гадкую жижу на дне и забился в беззвучной истерике.

Глава восьмая

В коридоре старший уже второй час выговаривал дяде Сереже. Мишка и молодой полицейский сидели у самой двери палаты, в двух стеклянных дверях от коридора, и все равно иногда до них долетали крики. Напротив, на одиноком стуле, расположился один из федералов. Он слушал что-то в наушниках и иногда качал головой, словно соглашаясь с невидимым собеседником.

– Вы правда в одиночку остановили террориста в Москве? – спросил вдруг Алексей, наклоняясь к Мишке. Дядя Сережа сказал старшему, что Алексей в операции по задержанию убийцы не участвовал, но молодой полицейский все равно поехал с ними в больницу.

– Не совсем, – сказала Мишка. Только что из палаты вышел врач и сообщил, что Вера в сознании и скоро ее можно будет навестить, поэтому Мишка никак не могла сконцентрироваться. А Алексей не отставал.

– Расскажите, – попросил он. Мишка хотела отмахнуться, но тут сквозь стеклянные двери прошла медсестра, и на секунду снова стал слышен разговор в коридоре.

– Вы у себя в Москве можете в одиночку, да даже не в одиночку, а с мелкой гражданской… – старший так выругался, что у Алексея вытянулось лицо. Мишка устало похлопала его по плечу – она уже не раз присутствовала при таких разносах. У дяди Сережи еще ни разу не было такого начальника, который бы с самого начала хорошо относился к ее участию в расследованиях. А в данном случае ругательства вообще были оправданны, хотя направлять их надо было не на дядю Сережу, а на саму Мишку.