Охота - [26]

– Мириам Борисовна. – Мишка протянула полицейскому правую руку. Ночью они не здоровались, потому что полицейский представлял интересы питерского начальства, которое Мишке явно не благоволило, но не здороваться с человеком, с которым вместе предстояло участвовать в задержании, было бы глупо.

– Алексей, – сказал полицейский, – Борисович.

Мишка улыбнулась, сжала его ладонь.

– Так, Борисовичи, – сказал дядя Сережа, – я у начальства получил разрешение. Если появляется подозреваемый – арестовываем на месте. План такой. Ты, Леш, выходишь перед ним, направляешь пистолет, в этот же момент сзади подойду я, скажу: «Руки вверх». Мишка?

– Если один из вас достает пистолет, я сразу отхожу в тень, – сказала Мишка. – Вон туда.

Она указала на выступ дома в десятке метров от выхода из кафе. Мишка понимала, что дядя ей разрешит участвовать в операции, только если она пообещает не лезть в драку. Ей и самой не очень хотелось оказываться рядом с человеком, который должен был явиться на набережную с топором.

– Вопросы? – спросил дядя Сережа.

– Если он топор достанет? – спросил Алексей.

– Стрелять, – сказал дядя Сережа. – У него топор такой маленький, им кидаться удобно.

Алексей кивнул. Лицо у него побелело.

– Давайте тогда на позиции, – сказал дядя Сережа, – Появиться подозреваемый может в любой момент.

Человек, которого ждали полицейские, уже вышел из дома. Топор он повесил под правую руку, чтобы было легко доставать левой. Правая рука болела, ободранная кожа на запястье кровоточила и все никак не хотела затягиваться. Если бы там был один большой порез, человек бы его легко зашил, но кожа сошла, словно по руке провели теркой, и поэтому он мог только залить ее клеем и замотать бинтом с проволокой.

На полу в комнате остался телефон с открытым белым прямоугольником. Там горели одинаковые буквы: «Г», «Г», «Г». И в конце неожиданное: «Х3S». Число зверя. Это означало, что Бог последнюю просьбу братьев не удовлетворяет – потому что они наущены Сатаной. Тогда человеку полагалось вырвать написавшего в черный прямоугольник брата из земли, как сгнивший колос. Человек сверил номер брата с бумажной картой на стене – там были помечены все святые места и где какому брату поставлено служить. Оделся, подвесил топор и вышел.

Вера довела дилера до столика, помогла сесть так, чтобы он не сползал. Выглядел дилер неплохо – улыбался и больше не бормотал. За веществами тоже больше не лазил – за этим Вера следила строго. Он уже хорошо набрался, а Вере совсем не хотелось вызывать в клуб скорую.

Мишка написала, что они с дядей Сережей расположились на подступах к кофейне, и Вера уже успела расстроиться, что ей самой нельзя участвовать в задержании убийцы. Сидеть с дилером было довольно скучно. Он иногда оглядывал стол, как будто в поисках телефона, но держать глаза открытыми ему явно удавалось с трудом, и каждый раз он сдавался и, ничего не говоря, откидывался назад к стене.

Вера попереписывалась с подругами, погуглила немного про Григория Соловья, журналиста «Вестника республики». Ничего подходящего не нашла. Тогда вбила его имя сначала в ВК, потом в фейсбук и одноклассники. Перебрала сотню профилей. Некоторые из них принадлежали в принципе подходящим людям, но сказать точно было невозможно. По Вериным прикидкам выходило, что Соловью должно быть лет пятьдесят минимум, если он писал статьи в девяносто первом, и то ему могло оказаться и за семьдесят.

Официант к столику не подходил, но посматривал на Веру неодобрительно, и в конце концов она сходила к стойке и заказала мохито. Пить она не собиралась, но с напитком их с дилером молчаливое сидение выглядело не так странно. Впрочем, никаких посетителей в клубе не было. Только один раз заглянули две женщины в офисных костюмах, но клуб им, видимо, не подошел, и они сразу ушли.

Было слишком темно. Илья каждый раз, когда открывал глаза, вздрагивал. Стены сжимались, столик норовил надавить на живот. Хорошее настроение уходило медленно, но той легкости, которая была на скамейке, Илья уже не чувствовал. Возвращались тревожность и напряжение. Один раз попробовал прочитать молитву о расслаблении, но язык был тяжелый и ватный, а губы слиплись. Только в голове прозвучало:

Господи, дай мышцам свободы от тяжести моей души и моего ума.

Сначала Бог вроде бы послушался. Илья ощутил, как мысли отступают и в голове загорается яркий белый свет. Ноги болеть перестали, тело расслабилось. А потом вдруг накатил страх. Если бы Илья был в себе, смотрел со стороны, то не удивился бы – конечно, так его и должно было вниз бросить. Но Илья на себя не смотрел со стороны и поэтому испугался, открыл глаза. Слева сидела девушка с красивым лицом. Что-то читала в телефоне. Илья хотел ее ударить, чтобы проверить, не наваждение ли, но сдержался, замер. Бить девушку было нельзя, потому что, во-первых, она, кажется, как-то ему помогла, а во-вторых, потому что могла вызвать полицию.

Духовник говорил, что мирских баб нужно или бить или… поэтому Илья потянулся к девушке, хотел взять за колено. Девушка обернулась, встала, осторожно отводя его руку.

– Сейчас вернусь, – сказала она. – Умыться надо.