Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [22]
Маркантонио Раймонди. Шабаш (1518–1520) (перепечатка из: История красоты, 2005)
Десятилетия спустя английский епископ Ф. Хатчинсон вопрошал: «…зачем люди запугали детей таким множеством сказок, что им уже не снилось ничего, кроме дьявола; и что, кроме того, заставляло бедных женщин города подтверждать то, что дети говорили о них?» (там же, с. 275). Самооговоры в Море и его окрестностях имели место и после этого процесса, причем среди людей почтенных и образованных: школьный учитель, позже декан Моры, утверждал, что дьявол носил его на остров Блокула; а профессор и советник из Упсалы верили, что дьявол являлся к ним трижды за ночь (Роббинс, 1996, с. 275).
Не стоит торопиться списать самооговоры на массовое безумие. Безумие и безумцы есть во все времена, но не во все времена психопатология выходит за пределы психиатрии. Когда безумие становится массовым – это уже дело не только врачей, пора подключаться историкам и социологам.
Как возникает самооговор? Какие внешние обстоятельства и внутренние причины порождают это странное явление? Что такое самооговор для человека верующего – самообман, «искупляющее страдание» или нечто иное?
В эпоху демономании, как и во времена любых преследований инакомыслия, подозрительность становится своего рода этосом или лейтмотивом культуры. При этом настойчиво подчеркивается греховность, тайная порочность человеческой натуры, готовность любого и каждого превратиться в послушное орудие дьявола. Такого рода глобальная социальная установка делает из обычного «среднего» человека перманентного подозреваемого. Он оказывается в позиции постоянного вынужденного самооправдания. И эта позиция выступает как некий поляризующий фактор: в данном контексте человеку отводятся лишь две роли – подозреваемого и подозревающего, жертвы и гонителя, что, в свою очередь, «обратной связью» подхлестывает «охоту на ведьм».
Недоверчивая настороженность дает соответствующую установку не только по отношению к окружающим, но и в отношении себя самого. Наш «образ Я» есть не что иное, как производная от социальных отношений, от представлений «Я глазами других». Это один из законов развития личности и формирования «образа Я». Если, с одной стороны, тебе постоянно твердят, что ты греховен и отвратителен, а с другой стороны, множество знатнейших и уважаемых людей оказываются пособниками дьявола, человек искренне верующий может усомниться в себе самом. Призывы к бдительности в отношении любого вероотступничества могут парадоксальным образом обернуться добровольным самооговором.
Известны самооговоры, когда травля и жесткий прессинг со стороны окружающих убеждали жертву в ее греховности и причастности к бедам. В отдельных случаях самооговор оказывался следствием сложившейся в силу каких-то обстоятельств репутации ведьмы. Женщина начинала искренне верить, что в ней причина несчастий и болезней окружающих людей, а значит, она – ведьма. Она оговаривала сама себя, и тогда уже на основании собственных признаний попадала в руки инквизиторов. И тому есть исторические примеры.
Пожилая Алиса Семуэл в течение двух лет стойко отрицала все обвинения одержимых дочерей сквайра Трокмортона, называя все «детскими проказами». А девочки издевались над ней, бились в конвульсиях, успокаивались только, когда она их просила об этом, и заставляли Семуэл все время находиться при них. Но как-то раз леди Кромвель во время визита вежливости к Трокмортонам увидела жившую у них старуху, обозвала ее ведьмой, сорвала с нее чепец, отрезала прядь волос и велела сжечь. Алиса Семуэл возмутилась: «Мадам, почему вы так обращаетесь со мной? Я не причинила вам никакого вреда!» Последующее нездоровье леди Кромвель и ее смерть спустя 15 месяцев в 1592 году увязали с этим эпизодом, да так, что Алиса Семуэл потеряла веру в собственную невинность. Она признала, что была причиной несчастий с детьми и что повинна в смерти леди Кромвель, назвала имена домашних духов, признала «плотскую связь с дьяволом». Вместе с Алисой Семуэл были признаны причастными к колдовству, подвергнуты пытке и повешены ее муж Джон и дочь Агнесс (там же, с. 449–452).
Одна из медсестер Кемптенского (Бавария) дома для душевнобольных убедила некую молодую женщину, Анну Марию Швагель, что та связана с дьяволом. Причем в данном случае под дьяволом подразумевался конкретный человек – кучер Анны Марии, который не только соблазнил и бросил фройлен Швагель, но также заставил ее сменить веру и принять лютеранство. Окончательно же подорвало душевные силы А.М. Швагель то, что священник, у которого она в раскаянии исповедалась и который отпустил ей грехи, вскоре сам был обращен в протестантство. Свои беды Швагель объясняла тем, что попала во власть дьявола. Суд обвинил ее в договоре с дьяволом и приговорил к обезглавливанию. Это была последняя смертная казнь за колдовство в Германии, и это была вторая половина XVIII века (апрель 1775 года) (Роббинс, 1996, с. 507).
Наряду с подобными случаями самооговора «с чьей-то подачи» известно немало примеров, когда
