Охота на сурков - [3]

Шрифт
Интервал

Как стало теперь ясно, политика Дольфуса и Шушнига была в том смысле вредоносной, что они оставались глухи к настоятельному требованию времени и не пожелали принять во внимание призыв восъмидесятимиллионного народа к единству всех германских племен, ты же, полагаю я, возмущался подобной антинародной политикой не только оттого, что тебя к тому подстрекали; в твоем возмущении, хоть и неосознанно, таилось то «здравое народное мироощущение», каковое ныне определило всемирную историю.

Несколько дней назад я нежданно-негаданно встретил гауптмана Лаймгрубера, и мы случайно заговорили о тебе.

Знакомство с Л. ты не станешь отрицать: в Брэиле он был твоим командиром. Лаймгрубер — тоже некогда член «Шларафии» — порядочный повеса, любивший рискованные забавы и проделки, многое порассказал о тебе, и мы от души смеялись. Он разоткровенничался и рассказал, как ты в салоне графини Попеску, не найдя известного местечка, наср… в кадку с пальмой, стоявшей позади рояля. А я рассказал о твоем приключении на подвесной дороге близ Новаледо. Мы пили шампанское у Загера и до слез смеялись над твоими проделками, милый мой Требла. Какая же, право, обида, заметил под конец гауптман, который вот-вот получит очередное повышение, что такой лихой парень, — бог с ними, с грехами юности, — обречен околачиваться где-то за границей вкупе с семитоэмигрантским сбродом, вместо того чтобы принимать активное участие в горделивом возрождении отечества.

Гауптман Лаймгрубер принадлежит ныне к числу властителей в отеле «Метрополь», иначе говоря, он занимает ответственный пост в государственной тайной полиции Вены. (Я уполномочен сообщить тебе об этом.)

Кстати, не доверяй слепо бабьим сплетням, распространенным в объевреившейся загранице о гестапо. Я сам некогда попался на подобную болтовню, ныне мне остается только посмеяться над собственным легковерием. Ибо учреждение это не причиняет вреда никому, у кого чиста совесть перед народом и фюрером, и с похвальной бескорыстностью служит единственной цели: отвратить «удар ножом в спину»[4], вызвавший катастрофу в году 1918!

Лаймгрубер, невзирая на то, что ваша зимняя встреча не дала результатов, пересмотрел вопрос о тебе и, между прочим, связался со старыми борцами НСДАП, — ныне они заслуженно занимают руководящие посты, а некогда изнывали вместе с тобой в пересыльном лагере Веллерсдорф — и те дали тебе, невзирая на резкую разницу в мировоззрении, весьма недурную рекомендацию. Он выяснил также, что ты влачишь в Швейцарии весьма жалкое существование и что срок твоего разрешения на жительство, истекает очень и очень скоро. Что же тогда, милый мой Требла?

Неужели ты допустишь, чтобы тебя, точно нищего Агасфера, выпроваживали или на худой конец вывозили из одной страны в другую? Быть может, отчаяние внушит тебе самоубийственную мысль податься в Испанию, вступить в одну из космополитических бригад, чтобы вместе с святотатцами и насильниками, осквернителями монахинь, бороться за пропащее — слава богу! — дело и, быть может, даже погибнуть.

Из этого твоего безнадежно бедственного положения есть один-единственный выход, который твои бывшие камрады желают тебе предложить, а именно: возвращение на родину!

Л. через меня делает тебе следующее полюбовное предложение:

Не позже, чем по истечении предоставленного тебе на обдумывание двухнедельного срока, ты едешь в Вену. Гауптман гарантирует тебе своим честным словом свободный проезд. Ты пройдешь двухмесячный курс политического переобучения, что, однако, не будет связано с лишением свободы в какой-либо форме, в чем гауптман также ручается своей офицерской честью. Разумеется, твои прежние писания, справедливо брошенные в костер, останутся запрещенными, исключая «Бакланов», которые вновь будут разрешены по моей инициативе. Ты же в ответ включишь в этот томик новые стихи, отмеченные истинной приверженностью к родному краю, пронизанные новым сознанием возвышающей чистоты расы и народной общности. Ядовитые плоды твоей юношеской ослепленности, включая злоязычные нападки на нац. — соц. государство и его фюреров, будут прощены, и я надеюсь, это непревзойденное благородство покажет тебе, что государство, руководимое фюрером, всегда великодушно к тем противникам, чье истинно германское сердце вновь проявило себя, к тем, кто готов принять участие в претворении выкованного из крови и железа нового рейха в величественный оплот цивилизованного человечества. Верность за верность!

С германским приветом, почтительнейше целуя руки глубокоуважаемой супруге — слабый пол обладает тем преимуществом, что неизменно следует велению сердца, а потому твоя глубокоуважаемая супруга наверняка поддержит мое желание, чтобы длинная сия эпистола нашла в твоем сердце отклик,

твой Аделъхарт Штепаншиц.

Писано 21 мая 1938 г. в г. Вене.

P. S. Господину Ливезиусу из Великогерманского генерального консульства, Хиршенграбен, 2, Цюрих I, дано указание вручить твоей супруге и тебе имперские паспорта, а также два оплаченных билета (первого класса) на поезд Цюрих — Вена.

Р.P.S. Нам более нет нужды в «Шларафии»! Все наши помыслы связаны ныне с НСДАП!


Еще от автора Ульрих Бехер
Сердце акулы

Написанная в изящной повествовательной манере, простая, на первый взгляд, история любви - скорее, роман-катастрофа. Жена, муж, загадочный незнакомец... Банальный сюжет превращается в своего рода "бермудский треугольник", в котором гибнут многие привычные для современного читателя идеалы.Книга выходит в рамках проекта ШАГИ/SCHRITTE, представляющего современную литературу Швейцарии, Австрии, Германии. Проект разработан по инициативе Фонда С. Фишера и при поддержке Уполномоченного Федеративного правительства по делам культуры и средств массовой информации Государственного министра Федеративной Республики Германия.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.