Охота на самцов - [23]
— Если вы не успеваете, значит, занимаетесь посторонними делами! — заявил он.
Как же, «посторонними»! Да я даже не успевала прочесть эсэмэску, которую наконец соизволил прислать Марат.
Первые пятнадцать минут все пишут как остервенелые. Моя рука носится по бумаге, в мозг поступает только одна информация: успеть бы написать, перед экзаменом пойму. Кисть не слушается, потом начинает болеть. Сзади кто-то уже понял, что мучение бесполезно, и облегченно вздыхает. Я присоединяюсь. Мы знаем, что нам все же удастся уломать кого-нибудь из первого ряда, и через недельку эта рукопись будет размножаться в геометрической прогрессии.
«Моя дорогая девочка, не плачь. Людка шлет тебе привет. Навеки твой, Марат».
Ах вот в чем причина их внезапной апатии ко мне? Людка вспомнила про спор, да еще и Марата подговорила? Так, спокойствие и только спокойствие, как учил великий Карлсон. Впереди еще одна прекрасная пара с неподражаемой преподшей Аллой Васильевной, на редкость милой и приятной тетушкой пенсионного возраста.
Протолкавшись в кафетерий, дабы получить свой заслуженный граненый стакан с чаем «Липтон», от которого меня временами уже подташнивает, я сцепилась языками со своей бывшей одноклассницей. Кстати, в кафетерии у нас с Людкой все схвачено: Марат лично познакомил нас с буфетчицей с золотыми зубами и кривобокой улыбкой, называя ее не тетей Наташей, как все, а галантно — Наталией. Это, видимо, польстило ее самолюбию, и она приняла нас как окружение ее «почитателя», иногда откладывая нам самые свежие фрукты. Когда кто-то интересовался, почему яблоки на подоконнике не продаются, она упирала руки в бока и, наклонившись к собеседнику, сквозь зубы цедила: «А они слишком дорогие!» Дальнейшие вопросы отпадали сами собой.
Итак, Нинель, моя одноклассница, которая по счастливой случайности тоже попала в нашу группу, но никогда не делилась с нами своими секретами, села рядом со мной за последнюю парту у окна. Эти места приравнивались к своего рода неприступной крепости. Мы разложили словари, тетради, книги и подготовились делать домашку по английскому, как вдруг дверь с грохотом распахнулась и вошла молодая девушка в облегающих джинсиках (все сразу же начали изучать марку изделия и прикидывать, где такое можно купить). Легкой походкой «она вышла из мая», приземлилась на стуле и... заметила живой интерес к своей персоне. Леша, тот замечательный парень, с которым у нас не помню что было, заулыбался, повернулся вполоборота и игривым тоном спросил:
— А как вас зовут, прелестная особа?
Особа скорчила недовольную мордашку, сделала вид, что не заметила этого высказывания, и низким голосом заявила:
— Так, на этой неделе я замещаю Аллу Васильевну. Она заболела. Кафедра пока не знает, когда она выйдет. Меня зовут Ирина Марковна Портнева.
Леша повернулся к задним рядам и стал веселить народ:
— Ммм, Иришка, значит...
И тут, словно гром, раздался бешеный рев «Иришки»:
— Я сказала, всем молчать! А вы, молодой человек, выйдите из аудитории!
Стало тихо. Кто-то сполз по спинке стула, стремясь спрятаться под стол, кто-то начал грызть карандаш, кто-то от удивления открыл рот и забыл его закрыть. Леша захихикал, взял сумку и телефон и отправился на волю.
Наступила полная тишина. Ирина Марковна, видимо осознав не совсем верный способ знакомства с новой группой, сменила гнев на милость, но решила сохранить имидж грозной учительницы, которая готова за непослушание бить указкой по рукам. Она подошла к доске, написала свое имя (в это время все девушки с заднего ряда отметили ее потрясающий, проработанный отменными массажистами зад) и строго, но спокойно произнесла:
— Алла Васильевна проинформировала меня, на чем вы остановились. Тема, которую вам задали на дом: «Значение микроэкономики и ее связь с другими разделами экономики». Вы, молодой человек, так широко улыбались, словно все знаете, выходите к доске!
Кирилл (да, тот самый Кирилл, который теперь немного избегал Людку, ну и меня заодно) вышел к доске. Ему не удалось скрыть смущение и некий испуг. Все это явно не входило в его планы. Он встал и умоляюще посмотрел на аудиторию. Все молчали и наблюдали за реакцией «Иришки».
Она подошла к Кириллу вплотную, заставив беднягу ощутить животный страх от дозы резких, сильных духов, подчеркивающих ее стервозную натуру, и отчетливо молвила:
— Вы не готовы сегодня, молодой человек? Вы не читали параграф? Ответьте-ка мне на парочку простых вопросов. Первое, что такое микроэкономика? Мне не надо определения, скажите, как вы вообще это понимаете?
Кирилл начал рассказ о частной экономике, о ее мелком масштабе и наговорил столько фигни, что его стало жалко.
Ирина Марковна самодовольно ухмыльнулась и продолжила:
— Ну ладно, вы, наверное, вчера читали в очень уставшем состоянии. — Кто-то засмеялся, видимо знал, что Кирилл делал накануне вечером. — А какой номер параграфа вы вообще должны были читать?
В аудитории засуетились. Кто-то стал рыться в записях, но так и не нашел информации о заданном, так как Алла Васильевна старалась оберегать нашу молодость от всякой ненужности.
— Второй, я думаю, — потупил взгляд Кирилл.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.