Охота на Роммеля - [20]

— Чэпмен, черт тебя дери! Ты первый знакомый парень, которого я увидел за последние сорок восемь часов!

Меллори взял мою карту и в качестве целей обвел цветными карандашами Шефрзен и Бир-эль-Губи. Красным цветом он отметил наши позиции, а желтым — вражеские.

— Не забывай, что сведения были верными на вчерашний день, — напомнил он. — Сегодня все могло поменяться.

Меллори сказал, что «приграничную проволоку», к которой мы двигались, от фронта отделяло восемьдесят миль. Бои сейчас шли вокруг Бир-Хачейма — южного опорного пункта оборонительной линии Газалы, который защищали французские и иностранные легионеры. Они сражались героически, но Роммель направил 21-ю и 15-ю танковые дивизии еще южнее — в широкий обходной маневр. К ним присоединилась итальянская бронетанковая дивизия «Ариета» («Таран»). Если бы немцам удалось обойти опорный пункт, у французов не осталось бы другого выбора, как только отступить. И тогда линия Газалы утратила бы стратегическую ценность для обороны. Это была вся информация, которой владел Меллори. Он лишь добавил, что нам приказано находить и оттягивать на себя «панцеры» Роммеля, даже если для такой задачи придется пожертвовать каждым танком и грузовиком, которые мы имели.

Через двое суток мой отряд, следуя указателям с надписью «22», наконец догнал несколько машин из соседнего эскадрона. Полк находился в расчлененном виде. Его части растянулись на мили восточнее Эль-Адема — на каменистой пустыне к югу от Тобрука. Танки, броневики, грузовики с пехотой и машины «Б» эшелона беспорядочно двигались к фронту, обгоняя друг друга и меняя расстановку. Нам потребовался почти весь день, чтобы найти свой эскадрон, заправиться и урвать несколько часов для замены смазки и воды, подтяжки траков и поисков места, где мы могли бы поужинать и вздремнуть.

Мой сержант Хэммонд получил серьезную травму, когда ему на руки упала крышка люка. Его эвакуировали в тыл, а взамен прислали капрала по фамилии Пиз. Он влился в наш отряд вместе со своим экипажем и танком А-13. Пиз раньше служил в Пятом королевском полку и был так называемым «старичком», но мы с ним не имели проблем в общении. Командиром эскадрона назначили капитана Патрика Маккоги, которого я знал по Магдалене, — прекрасный парень и выдающийся бегун на четверть мили, занявший шестое место на играх Содружества в 1938 году.

На рассвете наш батальон бросили на помощь 150-му пехотному полку и танковой бригаде Первой армии, которые отбивались от 90-й моторизированной дивизии немцев. Бои шли среди минных полей близ опорного пункта «Рыцарский мост» у Бир-Хачейма. Фрицы назвали это место «ведьминым котлом». Когда мы прибыли туда, части Роммеля обошли французов с фланга.

Бир-Хачейм пал. 15-я и 21-я танковые дивизии стремительно обходили нас с двух сторон. С этого момента началось отступление. Оно продолжалось до тех пор, пока Роммель не постучал в ворота Александрии.

В кино всегда показывают, что первыми в атаку идут вражеские танки. В реальном сражении все происходило иначе. Сначала появлялись передовые пехотные отряды на мотоциклах с колясками. За ними выдвигались бронемашины — четырех- и восьмиколесные SdKfz-222 и SdKfz-234, которые служили заслоном для танков и уничтожали небольшие пешие отряды и обычный транспорт. Затем на грузовиках и бронетранспортерах подъезжала мотопехота. Ее роль в Африканском корпусе заключалась в истреблении наших орудийных расчетов — противотанковых орудий, артиллерии и эшелонных машин. Кроме того, моторизированная пехота защищала противотанковые самоходки Рak-38 и длинноствольные 88-мм орудия. Они возвышались на десять футов над уровнем пустыни. Орудийный расчет состоял из семи человек. Услышав один раз ухания «Восемь-восемь», вы уже никогда не забывали этот жуткий звук. Первоначально 88-мм орудия задумывались в качестве зениток, предназначенных для противовоздушной обороны. Пушка «Восемь-восемь» отличалась высокой скоростью стрельбы. Она пробивала 150-мм броню на расстоянии двух тысяч ярдов. Самая толстая сталь, которую мы имели на тяжелых «Матильдах», не превышала ста миллиметров. «Восемь-восемь» подбивала «Крусейдер» с одного выстрела на расстоянии полутора миль. Дальность выстрелов наших «голубчиков» и «крестоносцев» достигала примерно полтысячи ярдов. Итак, после мотопехоты появлялись «Паки» и «88». Какое-то время они окапывались, используя для прикрытия холмы и складки местности. И вот только тогда вы могли увидеть «панцеры».

Мы, новички, уже знали это. Нас обучили такой тактике, и мы знакомились с ней во время полевых учений. Но чтобы действительно понять сноровку немцев, нам потребовалось нечто большее, чем тактические занятия. Через два дня после отступления из Эль-Адема в холмистой местности к западу от Бир-эль-Губи мой передовой отряд из четырех танков обогнал батальон и поднялся на склон холма, чтобы осмотреть территорию за этой естественной преградой. Внезапно наш левый «Крусейдер» (А-13 капрала Пиза) заметил два немецких Т-II, пытавшихся скрыться от нас. Самым уязвимым местом танка является корма. Мы не могли упустить такой возможности и бросились за немцами, как псы за лисицами. Вверх и через гребень холма! Едва мы спустились на сотню футов вниз по его противоположному склону, два наших танка были подбиты и потеряли траки. Экипажи сильно обгорели. Пока мы снимали их с брони, снаряды из вольфрамовой стали шлепали по неподвижным корпусам, словно градины в бурю. Мой танк был прошит насквозь в нескольких местах, но оставался на ходу. Мы даже не увидели «Восемь-восемь», обстрелявшую нас. Быстро развернувшись и бросив на песчаном склоне подбитый «Крусейдер» и дымившийся «Хони», уцелевшие машины моего отряда «захромали» прямиком в ремонтную часть. Посмотрев назад, я увидел командира Т-II на башне танка. Он махал нам рукой на прощание.