Охота на мамонта - [14]

А Ильюшенька за спиной прошептал: – Это она вам такое придумала!

– Да, ты просто дура! – вдруг в сердцах воскликнула Королева.

– Почему? – вспылила Лея.

– Потому что любила своих мужиков, своих подруг, да всех, кого ни попади, кто был рядом. Поэтому и осталась одна! В нищете и в бедности! Дура и все! Таких, как ты, не любят и не уважают, не ценят, ноги о них вытирают. На службе первую и сокращают. Потому что не умеешь постоять за себя! На кой черт все они тебе нужны? Ты женщина! Ты должна быть гордой, независимой, красивой, трезво смотреть на вещи и людей. Это тебя должны любить и носить на руках! А ты размазня и позоришь женский род. Сейчас ты вытащила лотерейный билет – тебе дали еще один шанс! Последний! Надеюсь, воспользуешься им с толком. Короче…

– Короче! Наше маленькое пари, – с удовольствием перехватил слово Филлипок. – Делаем ставки, господа! – и глаза у него загорелись.

– Сядь и не мелькай, – бросил ей Палыч. Но она осталась стоять, а остальные азартно переглянулись.

– Твое слово, Фимка, – громко сказал Филлипок. Фимка, не долго думая, коротко бросил:

– Сопьется… от тупости и бессмысленности этой жизни, – больше не проронил ни слова. Филлипок, подождав мгновение, записал это на листе бумаги и продолжил:

– Казанова?

Тот повел бровью, оценивающе глядя на Лею, и со вкусом произнес:

– Станет развратной особой, когда увидит, как мужики падают к ее ногам… К этим хорошеньким ножкам. Кто же тут устоит и упустит свой шанс!.. Другими словами, – станет шлюхой, рыженькой сладкой шлюхой, как леденец на палочке, и продаст себя подороже, – потом серьезно произнес, – только шлюха умеет по-настоящему любить и слушать… И терпеть.

– Палыч?

Тот пробормотал: – Скоро начнет бросаться на людей, пока не убьет кого-нибудь, – подумав, добавил, – или закроется в комнате и тихо сойдет с ума. Так вернее. Такие подарки так просто не даются. За все нужно платить. Подавится наша девушка.

– Палыч, так нельзя, нужно что-то одно! – возразил Филлипок.

– Ну, ладно-ладно, хорошо! Давай – «сойдет с ума»! Давай – «психушку»! – уже громче повторил он, а Королева, не ожидая приглашения, произнесла:

– Наконец, научится плевать на остальных и станет нормальным человеком! Нормальной бабой! Богатой, красивой и умной. Женщиной, черт возьми!

– Спокойно! – осадил ее Казанова. А Филлипок, записав с ее слов, медленно и нараспев, рассудительно произнес:

– Что касается меня, думаю – научится воровать и купит необитаемый остров. Потом оглядел собравшихся и уставился на Ильюшеньку.

– Ну, а ты чего сидишь, ставить будешь, или особое приглашение требуется? Или тебе меньше всех нужно? Опять дрыхнешь там?

Ильюшенька очнулся, почесав жесткую шевелюру, немного подумал, потом с грустью пробормотал:

– Думаю, покончит с собой… Во всяком случае, в данной ситуации это наиболее разумное решение, – и добавил, – не так хлопотно.

– Все! Ставки сделаны, господа! – прозвучал громкий голос Филлипка. Потом обернулся к Лее:

– Вы свободны, красавица! Лошадь выпустили из стойла – бега начинаются!

– А срок? – воскликнул Казанова. – Обозначь ей срок!

– Ах да, конечно! – вспомнил Филлипок, – Он сказал, что… срока не будет. А срока-то нет! – и захохотал. – Значит, так тому и быть! Месяц или день, год или столетие – Он посмотрит. А с Ним не спорят. Срок без срока! – и снова зашелся гомерическим хохотом. – Время пошло, красавица! – и все за столом как-то расслабились, оценивающе глядя на нее.

– Надеюсь, ты все поняла, что я тебе сказала? – бросила напоследок Королева.

– Увидимся, сладкая, – промурлыкал Казанова.

– На посошок? – очнулся Фимка, наливая ей из бутылки коньяк. Он протянул полный стакан, и она почему-то залпом, с отчаянием его опорожнила. Крепкий напиток впился в горло и теплом разлился по всему телу.

– А пьет, как жена императора! – восхитился Филлипок.

– Скорее, как вдова, – резко добавила Изольда Карловна. А лицо Фимки перекосило. Он даже рот открыл, когда она опорожнила стакан, и крупная капля пота потекла по его лбу.

– До скорой встречи! – глухо донесся голос Палыча, как из могилы или из преисподней. – Желаю поскорее свихнуться! – и замолчал. Лея зачем-то обернулась на Ильюшеньку и уже хотела идти, но тот, виновато посмотрев на нее, произнес:

– Я провожу.

Он с трудом поднялся с насиженного за столетие дивана, довел ее до двери и даже спустился на несколько ступенек.

– Зачем им это? – остановившись, нервно спросила Лея.

– Не знаю… Ревность, злоба, обида…, чтобы вам больнее было. Такие исключения делаются не для всех, – трезво, рассудительно произнес он и громче добавил: – На моем веку такое впервые! Помолчал немного и пробормотал: – Кроме того они испросили себе индульгенцию.

– Не поняла?

– Ну… Тот, кто выиграет этот спор, будет допущен дальше… На следующий уровень. Как в игре!..

Лея долго молча смотрела ему в глаза.

– Лошадь выпустили из стойла, – вспомнила она слова Филлипка.

– И еще вопрос, зачем поставили вы? – и почему-то через силу улыбнулась.

– Скука, – не глядя на нее, пробормотал Ильюшенька, – невероятная скука! К тому же – все это только игра! – и, заглянув в ее глаза, обомлел. А она задала последний свой вопрос: