Охота на льва - [59]

— Это я тебя благодарить должен, — серьезно произнес Дорох. — Если б не ты, давно бы мне сгинуть без покаяния.

Супесок, который с четверть часа назад расположился среди девушек и дам, развлекая их последними столичными сплетнями, теперь оставил общество прелестных рыбачек и присоединился к Андрею.

— Ну что, господа, — сказал он. — Бежим?

* * *

Неласковое северное лето подходило к концу. Небо становилось выше и обретало резкую насыщенную синеву, северный ветер усиливался, и косяки рыбы уходили прочь от Белых островов. Воздух пронизывали нервные крики чаек — птенцы становились на крыло. За это время Андрей не получил от Нессы ни строчки, и если раньше идея побега ему не нравилась, то теперь он окончательно укрепился в мысли о том, что нужно покинуть Белые острова как можно скорее.

Жива ли она вообще? На вопросы о письмах Виль только руками разводил — никакой почты на имя доктора Андерса не приходило, перлюстрировать ему было нечего. В газетах, привозимых с Большой земли, Андрей не находил никаких зацепок. У страха глаза велики — иногда ему начинало казаться, что Несса умерла, и, когда однажды северный ветер усилился и горизонт потемнел, некрасиво пузырясь идущим грозовым фронтом, Андрей едва удержал радостный возглас.

Рыбаки торопливо убирали сети и загоняли лодки под навесы в искусственных бухтах. Хлопали, закрываясь, ставни домов — рыбацкий поселок, казалось, съеживался в предчувствии бури. Ветер усиливался; стоя возле дома, Андрей думал о том, что у них может ничего не выйти, и лодку, которую уже приготовил Дорох, разобьет о прибрежные скалы — что ж, вполне достойный конец для ссыльного врача и незадачливого божества.

Со стороны дома ингвасила, где находился также телеграф, донесся матерный рев — затем из дверей показался и сам ингвасил, громко и яростно вопрошавший о том, какой недоделанный мерзавец совал свои кривые руки к телеграфу и вывел его из строя. Андрей вздрогнул — игра началась.

Когда Андрей и Супесок спустились на подземный этаж своего домишки, дождь шел уже сплошной стеной — Андрей слышал его тихий унылый шорох. Дорох рассказывал, что первые два дня сезона дождей — еще цветочки, ягодки пойдут потом, когда тугие струи воды станут хлестать по островам, разрушая причалы и тщась сорвать крыши с домов, а большая земля вообще скроется из виду.

— Но к этому времени мы уже будем на воле, — добавлял он, радостно улыбаясь. — Пусть себе хлещет.

Виль решил, что можно расслабиться — в такую погоду он не ожидал ничего подозрительного — и с самого утра выкушал со знакомыми рыбаками несколько добрых бутылей браги. Поломка телеграфа могла бы его натолкнуть на верные мысли, но к тому времени он был уже крепко пьян — собутыльники принесли его в дом, осторожно спустили по лестнице и уложили на кровать, заботливо укрыв лоскутным одеялом. Супесок на всякий случай еще и запер снаружи дверь его комнаты. На вполне резонное замечание Андрея о том, что куратор умрет с голоду, если будет сидеть под замком до окончания сезона дождей, Супесок ответил:

— У него там все продумано до мелочей, доктор. Есть еще один выход, только там все очень мудрено продумано, так что по пьяному делу не открыть. А с другой стороны… ну помрет так помрет. Не нравится он мне.

Ожидание возле второй двери, ведущей на причал, показалось Андрею вечностью. Затем снаружи послышался условный стук, а затем дверь открылась, и Андрей увидел долгожданного Дороха в мокром рыбацком плаще.

— Карета подана, господа! — широко улыбнулся он и хитро подмигнул Андрею.

Снаружи бушевал и клубился мрак, и сперва Андрей не понял, где земля, а где небо. Все смешалось, верх перепутался с низом, в лицо яростно хлестало ледяной соленой водой, и он в ужасе подумал, что до берега им не добраться. Потом тьму располосовало многорукой молнией, и Андрей увидел причал и крошечную лодку, в которой уже устраивался Супесок.

— Идемте, доктор! — проорал Дорох, пытаясь перекричать бушующее море и схватив Андрея за рукав. — Скорее!

Потом лодка металась на волнах, следуя совершенно невообразимым курсом, молнии вспыхивали одна за одной, и гром слился в непрекращающийся грохот сотен орудий на поле битвы, а Андрей вцепился судорожно сведенными пальцами в единственную крепкую вещь в этом мятежном мире — доску, на которой он сидел — и молился всем богам и вслух, и про себя, упрашивая бушующие силы смириться и не губить. Где-то далеко была Несса, Нессе нужна была помощь, и он не имел права утонуть возле безвестных северных берегов — это было бы не слабостью, а предательством и даже больше и хуже, чем предательство.

Он не сразу понял, что лодка достигла берега — Дорох снова потянул Андрея за руку, и тот, сделав шаг, по колено плюхнулся в воду.

— Ничего! — услышал Андрей крик Супеска. — Приплыли!

Берег размыло — прежде крепкая земля стремительно превращалась в вязкое глинистое болото. Андрей послушно шагал за Дорохом, увязая в грязи, дождь лил все сильнее, и кругом была только вода, словно жизнь вдруг закончилась, и мир обратился вспять, к темной бездне вод в самом начале творения.

Но, несмотря на ливень, под ногами наконец появилась относительно твердая земля, и Андрей увидел перед собой огни. Это оказались фонари, которые держали в руках два бородача совершенно необычной для этих мест восточной наружности. Андрей услышал конское всхрапывание и перезвон упряжи — неподалеку стояла повозка, запряженная крепкими приземистыми лошадками. Дорох издал радостный возглас и принялся обнимать бородачей.