Охота на льва - [15]

Ни один из этих вариантов посла не привлекал. Он, конечно, любил в свое время помахать саблей, да и сейчас, став благородным господином, не отказался бы от ратной потехи, но чтобы так, до конца света воевать? В новом мире все решают не пушки, а дипломатия.

Кембери откинулся в кресле и перевел взгляд от книг в окно, где раскрывалась великолепная панорама аальхарнской столицы. Что ни говори, но война и разруха способствовали ее украшению — после изгнания амьенских войск город подняли из руин. К градостроительному плану приложил руку сам император, и прощайте, узкие кривые улочки, мрачные дома из темного кирпича и кривые разбитые дороги. Город рассекли широкие проспекты, высокие светлые дома и дворцы выросли вдоль улиц, а берега городских рек оделись в гранит и украсились ажурными мостами. Возле моста Победы установлены были ростральные колонны, украшенные отрубленными носами амьенских кораблей — Кембери предпочитал появляться там как можно реже, однако и мост, и колонны были прекрасно видны из окон посольства, являясь знаком напоминания о том, кто победил и теперь вершит судьбы мира.

Неужели в самом деле конец света? — подумал посол с какой-то грустной опустошенностью. Вся наша жизнь, все труды, надежды и слава просто сгинут в никуда, словно их никогда и не было… Впрочем, это возможно только в том случае, если таинственный доктор — действительно Заступник, а не какой-нибудь хитроумный самозванец, что морочит голову императору Торну. Хотя так ли уж легко заморочить Торна?

В дверь осторожно постучали, и в кабинет проскользнул Киттен — первый секретарь посольства и по совместительству боевой товарищ Кембери. После разгрома амьенской флотилии, когда уцелевших моряков в составе Первой пехотной бросили на отчаянный и безнадежный штурм столицы, Кембери и Киттен изрядно отличились в диверсионной работе. Подрыв трех столичных мостов был именно их работой, хотя по большому счету это потом никому не помогло… Ох, какую кислую физиономию скривил император Торн, когда увидел господина посла и первого секретаря! Им случилось сойтись в схватке на поле битвы (за что Кембери действительно уважал аальхарнского императора, так это за то, что он никогда не прятался за солдатскими спинами в благоразумном отдалении), и Киттен умудрился серьезно зацепить руку Торна, хотя тот потом и пробил амьенцу легкое — Киттен до сих пор кашлял в плохую погоду. Увидев первого секретаря на вручении верительных грамот, император машинально потер пострадавшее в бою предплечье, а потом отозвал Кембери в сторонку и жестко произнес:

— Держите своего коллегу как можно дальше от дворца, господин посол. Клянусь, если увижу его снова, то доведу начатое дело до конца.

Поэтому Киттен практически не бывал на приемах.

— Сделано, — сообщил первый секретарь, усаживаясь в кресло. — К старику приставлено наблюдение, к девушке тоже. Отследим их в течение седмицы, а там уже можно будет делать какие-то выводы.

— Ох, рискованное дело, — сокрушенно покачал головой Кембери. — Ведь, если что, то император с нас шкуру спустит собственноручно.

Киттен легкомысленно отмахнулся.

— Пусть сначала докажет связь наблюдателей с нами. А мои молодцы будут помалкивать даже на дыбе. Не кипишуй, Вивид, все будет в порядке.

О найденном сходстве личного врача императора с Заступником Кембери, разумеется, не сказал товарищу ни слова, обосновав необходимость наружного наблюдения проверкой слухов, полученных им из надежных источников. Киттен поверил и вопросов пока не задавал. Он вообще предпочитал сперва сделать дело, а уж потом спрашивать. Или не спрашивать — чтобы не терзаться муками совести.

— Да я и не кипишую, — вздохнул Кембери. — Просто привык все делать основательно.

— Не волнуйся, основательный ты мой, — хмыкнул Киттен. На староамьенском его фамилия означала летящую пушинку, но ничего похожего в облике первого секретаря посольства не наблюдалось: скорее уж это была какая-нибудь хищная рыба, готовая в любой момент броситься и разорвать на части добычу, которой не посчастливилось вырасти покрупнее, чтобы дать должный отпор. Вот и сейчас — сидит, вроде бы, вальяжно, развалившись в кресле с томной аристократической небрежностью, но на самом деле весь собран, сжат и в любую минуту готов нанести удар.

— Готов к посту? — Кембери предпочел сменить тему. С завтрашнего для в Аальхарне и Амье начинался пост, но только аальхарнцы отказом от пищи и радостей телесных поминали тридцатидневное бдение Заступника в пустыне, а амьенцы — дату исхода истинно верующих из языческих государств.

Киттен пожал плечами.

— Готов, конечно. Завтра поеду в храм Воздающей Длани каяться.

— Ты особо громко не разглагольствуй там, — посоветовал Кембери. — А то мало ли кто рядом приключится.

* * *

Розовый мрамор пола был теплым, словно кожа живого существа. Несса провела по нему ладонями и прижалась лбом. Главный столичный храм был полон народа: в первый день поста надлежало каяться и просить Заступника о спасении от грехов.

Несса давно не была в церкви. Очень давно. На Земле осталось всего три действующих монастыря — да и те были скорее музеями, чем обителями духа. Теперь, стоя на коленях в храме, Несса чувствовала, что наконец-то вернулась домой. И пусть дом полностью изменился, и пока они с трудом узнают друг друга, но все-таки осталось нечто неистребимое ни временем, ни расстояниями — теплое чувство сопричастности к этому миру и этому месту.