Охота на Лунина - [107]

Ползти по камням было неудобно. Приходилось слишком высоко задирать одну переднюю лапу, затем другую, затем пытаться, цепляясь когтями за скальник, подтягивать все тело, одновременно силясь найти задними лапами новую опору. Эта часть пути всегда отнимала много сил, но другой дороги не было, и черепаха терпеливо ползла вперед. Вдруг небольшой камушек, служивший опорой левой задней лапе, покачнулся, а затем и вовсе каким-то непостижимым образом скользнул куда-то в сторону. Черепаха качнулась, пытаясь удержать равновесие. И не удержала.

Два часа спустя, предприняв очередную безуспешную попытку перевернуться на лапы, она впервые задумалась о том, что всякому терпению рано или поздно приходит конец, а еще через час поняла, что конец скоро придет ей самой. Эта мысль появилась у нее в голове в тот самый момент, когда черепаха заметила в бесконечно синем безоблачном небе маленькую черную точку. То, что эта точка на самом деле является большой и сильной, летящей очень высоко птицей, было понятно сразу. То, что эта птица заметила лежащую среди камней черепаху, стало ясно чуть позже, когда точка, описав в небе гигантский круг, начала снижаться, стремительно увеличиваясь в размерах.

Боевой орел, или же, как его называют знатоки латыни, Polemaetus bellicose, предпочитает, выследив добычу, обрушиться на нее с максимально большой высоты, подхватить своими мощными лапами, вооруженными огромными когтями, и, вновь поднявшись высоко в небо, сбросить жертву на землю, предоставляя ей на выбор два варианта расставания с жизнью — умереть еще в полете от ужаса либо разбиться, упав с огромной высоты на камни.

Черепаха закрыла глаза, приготовившись к первому и одновременно последнему полету в своей жизни, но, к ее немалому удивлению, если даже не сказать разочарованию, в воздух она так и не поднялась. Открыв глаза, черепаха увидела орла, сидящего на соседнем камне и бесцеремонно ее разглядывающего. Ну а какие тут церемонии могут быть, незлобиво подумала черепаха, с едой не церемонятся. Ее едят.

Словно поняв ее мысли, крылатый хищник наклонился вперед и клюнул черепаху в голову. Удар клювом получился не таким уж и сильным, как можно было ожидать от орла подобных размеров.

— Не так уж и больно, — удивленно и почти радостно произнесла черепаха, решив, что подобную процедуру она, пожалуй, сможет вытерпеть. Если, конечно, терпеть придется не очень долго. Хорошо бы все же, чтобы орел съел ее побыстрее.

— Не больно? — Орел возмущенно расправил крылья, демонстрируя всю красоту своего оперения, и вновь клюнул черепаху, уже сильнее. — А вот так? Так тоже не больно?

— Больно, — прошептал Лунин, открывая глаза.

— Ах, тебе больно! Это радует.

Терзавший жертву орел вновь взмахнул крыльями и вдруг обратился в человека, заносящего сжатый кулак над лицом беспомощно лежащего на земле Лунина. Поднять правую руку, чтобы защититься, Илья не мог, она была крепко прижата коленом нападавшего, тогда он попытался поднять левую, но движение вышло вялым и каким-то замедленным. Собственная рука показалась Лунину необыкновенно тяжелой и непослушной. Таким, собственно, в этот момент было все его тело. Поняв, что защититься от нового удара он не сумеет, Илья уже собирался зажмуриться, чтобы не видеть кулак, летящий ему прямо к переносице.

Сознание Лунина реагировало на все происходящее еще более неадекватно, чем тело. Оно категорически отказывалось понять, каким именно образом он, Лунин, превратился в черепаху, отчего орел вдруг обернулся в человека с искаженным от ненависти лицом и откуда здесь, в пустыне, взялась корова. То, что это именно корова, у черепахи, точнее у Лунина, сомнений никаких не было. Кто еще может мычать, да к тому же так протяжно и громко.

К удивлению Лунина, его предположение в очередной раз оказалось неверным. Существо, возникшее за спиной сидящего на Илье человека, несмотря на производимое им мычание, явно не относилось к отряду парнокопытных. Оно, хоть и нетвердо, держалось на двух конечностях, а в двух других сжимало нечто, напоминающее дубинку первобытного человека. На мгновение занесенная дубина заслонила Лунину слепящее ему глаза солнце, и картина происходящего предстала пред ним во всей немыслимой очевидности.

— Так не бывает, — успел подумать Илья и в то же мгновение два удара слились воедино. Удар кулака, врезавшегося в лицо совершенно беззащитного Лунина, и удар кувалды, обрушившейся на другого, столь же беззащитного перед неожиданным нападением человека.

Повторное пробуждение ото сна, а ничем иным все происходящее быть не могло, было столь же мучительным, как и первое. Нет, больше его не терзал гигантский орел, никто не наносил ударов по лицу, и страшное, похожее на рев дикого буйвола, мычание не разрывало окружавшую Лунина тишину. Но легче от этого, увы, не становилось. Проанализировав собственное состояние, Илья понял, что у него болит все. Или везде. Как сказать правильно, он не знал, но знал, что это неправильно. У человека так болеть не должно, более того, у человека так болеть не может, а если и может, то совершенно недолго — то короткое время, которое требуется, чтобы перейти из состояния умирающего в состояние окончательно умершего. А много ли времени надо, чтобы сменить статус? Раз — и все.