Охота на «крота» - [25]

— И никто ничего не делает.

— Нет. Несколько лет назад вот сюда, в северные области, приехали эфиопы. — Она показала в угол карты. — У них были свои счеты с «Айтихаад». Но понимаете, это все равно что мыть пол грязной шваброй. Только размазываешь грязь. Потом в прошлом году мы услышали, что сюда стали прибывать новые люди. — Она очертила пальцем круг. — Не знаю точно, кто они, но на людей из «Айтихаада» новые гости произвели сильное впечатление. Это можно понять. Они были лучше вооружены, и у них были более мощные грузовики. И знаете, изнасилований стало еще больше.

— «Аль-Каида»?

— Отборные части, — подтвердила Кэтлин.

— Они проделали очень долгий путь.

— Для них изнасилование — своего рода дополнительная плата. Разве вы не знаете?

Глава 14

Больница представляла собой примитивное строение из четырех покрытых штукатуркой стен и жестяной крыши, с которой свисала паутина. Внутри стояло восемь железных кроватей. Краска на них облупилась, потому что пациенты, мучаясь от боли, сжимали их руками, а железные ножки проржавели из-за стекавшего по ним на пол пота. Некоторые больные расположились на полу, скрываясь в помещении от дождя. Девочка, закутанная в грубое шерстяное одеяло, лежала на грязном матраце, свернувшись калачиком. У нее были высокий лоб, тонкие черты лица и большие ласковые черные глаза. Казалось, что она видит нас, но при этом глаза ее оставались неподвижными. На нее было жалко смотреть. Она улыбнулась, когда Кэтлин заговорила с ней, но не подняла головы. Кэтлин провела тыльной стороной ладони по щеке девочки и сказала что-то на ее языке. Я не понял ни слова.

У двери больницы под навесом крыльца стоял высокий мужчина с абсолютно черной кожей, сжимая в руках палку. Издали он был похож на часового; челюсти у него были стиснуты то ли от боли, то ли от гнева — трудно сказать. Фаридун приблизился к нему и сказал несколько слов, но мужчина ничего не ответил. Он лишь медленно, почти ритмично кивал. Примерно так же ведут себя атлеты на старте. Но этому человеку некуда было идти и нечего делать.

— Это отец девочки, — объяснил Фаридун, когда мы поехали назад в штаб.

— Малышка — его единственный ребенок, — сказала Кэтлин. — Ее мать умерла. В этих краях, когда с ребенком происходит такое, некоторые мужчины бегут от позора. Но не он. Думаю, он хороший человек.

— А чем он занимался до того, как пришел сюда? — спросил Фаридун. — Он не похож на фермера.

— Он из шифты, — объяснила Кэтлин. — В прежние времена он добывал слоновую кость.

— А, понятно, — сказал Фаридун.

— Матерь Божья! — воскликнула Кэтлин. — Это разбивает сердце! Нет на свете людей более сильных, чем они. Но подобная стойкость идет им только во вред. Они такие гордые и абсолютно беспомощные. — Она повернулась ко мне: — Вы хоть представляете, что пережила эта девочка?

— В Боснии я видел женщин, которых насиловали. Так что могу себе представить.

Кэтлин только покачала головой.

— В Сомали девочек уродуют, когда им всего шесть или семь лет от роду. Знаете как? Им вырезают ножом или лезвием гениталии, а потом зашивают почти наглухо.

— Зачем с ними такое вытворяют?

— Это делают женщины, матери — дочерям, поскольку этого хотят мужчины. И когда насилуют такую маленькую девочку, как эта, физические повреждения и боль, которую она испытывает, просто ни с чем не сравнимы. Ей очень, очень повезло, что она не умерла. Но угроза смерти еще сохраняется. Мы даже не взяли у нее анализ крови на СПИД. Такое тоже вероятно. Спрашивается, что за мужчины могли сделать с ней такое? Я не могу избавиться от мысли, что это — часть грязной, богомерзкой игры, которую ведут люди, находящиеся рядом с нами.

— Ты не знаешь наверняка, — напомнил Фаридун.

— Но я вижу, что происходит, — возразила Кэтлин.

— Вы слышали какие-нибудь имена? — спросил я.

— Только одно — Абу Зубаир.

Рано утром, как только небо немного прояснилось, я отвез Фаридуна в аэропорт.

— Посмотрим, что здесь можно сделать, — сказал он, вытаскивая блоки из-под шасси «сессны». — Нужно разработать план действий. Но ни при каких обстоятельствах нельзя пересекать границу.

— Ну раз ты настаиваешь…

— Да, я настаиваю. — Он забрался на место пилота, но оставил дверь открытой, чтобы можно было продолжить разговор. Фаридун осмотрел приборную доску. — Ты решишь, что нужно поговорить с Абу Зубаиром, но учти, здесь может быть ловушка… скорее всего именно так и будет.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю его… так же как и ты.

— Я?

— Ты наверняка встречал его в Боснии. Он очень тихий. Это было до того, как он ослеп на один глаз. Тогда его звали Сала.

— Сала? Тот самый, который ночевал в доме Ансара? Тот, кто сидел рядом с Усамой, когда мы пришли?

— Именно.

— Ты говорил с ним?

— Когда он только приехал, мы встречались в городе Волла-Джора. Он сказал, что теперь у него бизнес, связанный с медом.

— Сала.

— Оставь его в покое. По крайней мере сейчас. Договорились? Тебе все ясно?

Я кивнул, но не мог понять, почему вдруг почувствовал облегчение. Потом я осознал, что это было как-то связано с благотворительным фондом. Или могло быть связано.

Фаридун захлопнул дверь «сессны» и завел мотор. Пару минут спустя он уже летел под облаками.