Охота на бизнесменов - [19]

Тертый, упорный мужик оказался. Понимает, что улик прямых против него нет, вот и выкобенивается, еще грозится, что за незаконное задержание и нарушение сроков предварительного заключения они еще ответят. Пусть ждет, надеется…

На этот раз Татарников повел себя еще наглее, потребовал немедленно выпустить его и отказался отвечать на вопросы.

— Можешь и голодовку объявить, все равно тебе ничего не поможет, — пригрозил Полуэктов. — Твой сообщник Раков на многое открыл нам глаза, и ты сам своим молчанием усугубляешь свое положение, туже затягиваешь петлю.

— Негоже такой важной персоне, следователю по особо важным делам, такой дешевой приманкой пользоваться, — со злой усмешкой возразил Татарников. — Ничего мой сообщник («сообщник» он сказал подчеркнуто с иронией) вам не сказал и не скажет, потому что в тот день мы не видели друг друга, и вообще никаких, кроме покупки мотора, я с ним дел не имел.

— Это ты так думаешь. А Ракову незачем лишнюю вину на себя брать: ворованные машины он покупал, ремонтировал их, перекрашивал и перепродавал, а в нападении на инкассатора не участвовал. Так или не так?

Татарников пожал плечами.

— Вам виднее.

— Кто был третьим вашим сообщником?

Татарников издевательски-нагло смотрел ему в глаза.

— По моему мнению, грабителей было больше.

— Сколько?

— Ну вот, вы даже этого не знаете, а делаете из меня козла отпущения. Плохо работаете, господа следователи.

— Плохо, хорошо — не тебе судить, — вышел из себя Полуэктов. — Но тебя-то мы все равно лет на десять упрячем за решетку.

— Давай, господин начальник. Тебе, видно, не впервой липовые дела стряпать. Не берешь умом, берешь наглостью и клеветой…

Полуэктов еле сдержался, чтобы не трахнуть по ухмыляющейся бандитской роже.

— Увести! — рявкнул он дежурному. — Никаких передач ему не давать — пусть тюремной баландой пробавляется, никаких свиданий не разрешать. И глаз не спускайте, чтоб никакой ниоткуда информации, — и скорее для собственного успокоения добавил: — Расколется. Не таких раскалывали.

Когда дежурный увел Татарникова, Полуэктов, потирая переносицу, походил по кабинету, думая над более хитрыми вопросами Ракову, которые смогли бы развязать язык подозреваемому, потом сказал Скородумову:

— Давай-ка сюда акт обыска квартиры и гаража Ракова. Посмотрим, чем его можно прижать.

Скородумов достал из сейфа папку, развернул на нужной странице.

— Вот тут есть непонятный чертежик, Виктор Петрович. Очень похож на план нападения на инкассаторскую машину: вот этот кружочек — Иваново-Константиново, эта линия — дорога, а эти штришки — места нападения и засады.

Полуэктов внимательно всмотрелся в чертеж.

— Примитивно, конечно, но чем черт не шутит. Давай его сюда.

Скородумов вышел и тут же вернулся с последственным — долговязым мужчиной лет тридцати пяти, с виноватым, испуганным лицом, за неделю допросов осунувшимся, постаревшим. Глаза нервно поблескивали и бегали из стороны в сторону.

«Чует кошка, чье мясо съела, — удовлетворенно подумал Полуэктов. — Не был бы виновен, не дрожал бы как овечий хвост. Такой долго не продержится». И не давая вошедшему опомниться, прикрикнул:

— Одумался? Каяться пришел или снова мозги нам будешь морочить?

У Ракова на глаза навернулись слезы.

— Ну детьми своими клянусь, матерью — не грабил я инкассатора, — заблажил он. — И чем хотите поклянусь.

— Клясться в церковь пойдешь, — оборвал его Полуэктов. — А нам расскажи для начала, что это вот у тебя за схема? Что за населенный пункт, куда ведет дорога?

Раков посмотрел на схему, и лицо его омрачилось, затравленно глянул на Полуэктова, на Скородумова.

— Я скажу… все расскажу, но вы же не поверите, — сказал он запинаясь.

— А ты скажи правду, тогда поверим.

— Чистую правду, истинный крест, — чуть ли не взмолился Раков. — Эту схему нарисовал мой друг, художник Артур Вуцис. Это грибное место, он туда на велосипеде ездит.

— Так, — оживился Полуэктов и встал из-за стола. — Это уже кое-что. Художник из Прибалтики?

— Да, он латыш, он живет в Звенигороде. Давно. Женился на нашей девушке, двое детей уже имеют.

— И ты с ним дружишь?

— Да, мы рядом живем, помогаем друг другу.

— Он перебивал номера на двигателе? — Полуэктов не спускал пронзающего взгляда с владельца автомастерской, и тот, как удав перед кроликом, сжался, втянул голову в плечи.

— Отвечай! Что, язык проглотил?! — прикрикнул Полуэктов, поняв, что этого человека можно сломить только страхом. И не ошибся — Раков мелко и пугливо закивал.

— Но он ни при чем. Это я попросил.

— А кто при чем?

— Видите ли… Я обратил внимание на номер, когда привез двигатель домой. Он был перебит. Грубо, неумело… А Вуцис художник, вот я и попросил.

— Сладкая песенка, но старая. Придумай что-нибудь поновее.

— Я не вру, честное слово.

— Честное пионерское? А Татарникову ты сказал, что номер перебит?

— Я объяснил…

— И он согласился купить?

— Он колебался. Но по дешевке взял… Потому и тянул с регистрацией.

— А на этом грибном месте когда ты был последний раз?

— Еще в прошлом году. Все некогда.

— А когда художник рисовал схему?

— В конце июня, как только пошли грибы.

— Вуцис что, заядлый грибник?

— Да, он же художник, красивые места ищет… Наткнулся на грибную поляну…