Охота на бизнесменов - [20]

— С Татарниковым и Грушецким он знаком?

Раков отрицательно помотал головой.

— Нет. Да и я Грушецкого видел мельком раза два… Татарников — автомобилист…

— Когда и где видел Грушецкого последний раз?

— В июле, числа не помню. Я подбрасывал Вуциса до Иваново-Константиново, за грибами, и там, в магазине, увидел Грушецкого, он водку покупал.

— О чем вы с ним разговаривали?

— Мы не разговаривали. Я купил там сливочное масло и сыр: у нас почему-то исчезло, и вернулся в гараж.

— Так, — Полуэктов прошелся по кабинету и, видя, как дрожат ноги подозреваемого, смягчил тон. — Присаживайся. И постарайся вспомнить число, когда ты был в Иваново-Константиново.

Раков послушно сел и, наклонив голову, сосредоточился.

Полуэктов, вопреки своему желанию, начинал верить этому долговязому мужчине, хотя ранее выстроенная логическая цепочка преступления начала рваться: если Грушецкий шел на дело, вряд ли он стал бы светиться в магазине. Или, наоборот, обеспечивал себе алиби?.. Бульдозер он в самом деле нанимал. Тоже могла быть своего рода уловка: утром бульдозер, а после обеда — нападение на инкассатора. Раков, конечно, может всего и не знать, но знает, несомненно, больше, чем рассказал. И его можно додавить, выжать все, чтобы потом припереть к стенке Татарникова и Грушецкого.

— Это был будний день, — начал вслух вспоминать Раков, — числа третьего или четвертого июля. Надо спросить у художника, может, он лучше помнит.

— Спросим, обязательно спросим. Но ты нам еще не все рассказал. Ты знаешь капитана милиции Тобратова?

— Знаю немного: начальник уголовного розыска.

— А какие у вас с ним отношения?

— Какие могут быть отношения у начальника уголовного розыска и мастера по автомобилям? — пожал плечами Раков. — После того случая нападения на инкассатора он заезжал ко мне в гараж: купил новую машину и якобы надо было подрегулировать клапана и карбюратор. А сам все высматривал, выспрашивал.

— И что же его интересовало?

— То же, что и вас: где я видел Грушецкого и Татарникова, когда, что знаю о них.

— И что ты отвечал?

— То же, что и вам.

— Сколько раз он вызывал тебя к себе?

— Ни разу. Поговорили в гараже, и он от меня отстал.

— Но предупредил, чтобы о Грушецком и Татарникове больше того, что рассказал ему и нам, ни слова? Так?

— Никак нет! — затрепетал снова Раков. — Он ни о чем меня не предупреждал, клянусь…

— Прекрати! — снова оборвал его Полуэктов. — Расскажи-ка нам лучше теперь, сколько и кому ты сбыл ворованных машин и запчастей? Кто тебя снабжал ворованным?

— Клянусь…

— Опять?! — прикрикнул Полуэктов. — Я сказал: клясться в церкви будешь, а здесь тебе не исповедальня. Так сколько продал машин, кто тебя снабжал ими и кто помогал разбирать, красить, править, в общем все, что требовалось для быстрого сбыта?

— Да не покупал я ворованные машины. С одним двигателем только влип. И один я и правил, и красил, и ремонтировал. Искал помощника. Но хороший мастер сам хочет быть хозяином, а плохой мне не нужен.

— Ну а машина начальника уголовного розыска действительно нуждалась в регулировке? — снова перешел Полуэктов к главной теме, которая не давала ему покоя.

— Самую малость — карбюратор подрегулировал.

— А кто еще из милиции к тебе обращался?

— Никто. У них свой там есть отличный мастер, Кузьмич.

— А капитан, значит, тебе предпочтение отдал?

— Не предпочтение, — возразил Раков. — Я же говорил: его тоже Татарников и Грушецкий интересовали.

— Н-да, — вернулся Полуэктов за стол. — Мы надеялись, что ты откровенно все нам расскажешь, а ты продолжаешь лапшу нам на уши вешать. Мы можем тебя посадить только за один краденный мотор, который удалось обнаружить. Но пока воздержимся: или ты одумаешься и поможешь нам, или мы раскопаем и другие ворованные вещи. Ясно?

Раков хватанул ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но от испуга не находил слов, и Полуэктов, еще более нагоняя страх, прикрикнул:

— Убирайся. Явишься завтра утром. И если не одумаешься, арестуем. Будешь сидеть рядом с Татарниковым, прочищать мозги баландой.

Раков, подскочив со стула, согнутый, будто его придавило чем-то тяжелым, еле подъемным, на полусогнутых поплелся к двери.

— Подожди! — остановил его Скородумов, оторвавшись от бумаги, на которой записывал допрос, и обратился к Полуэктову: — Надо, Виктор Петрович, вызвать по горячим следам художника, пока они не обменялись мнением и не сговорились, какую лапшу вешать нам на уши.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Полуэктов и приказал Ракову: — Подожди в коридоре. — Когда тот вышел, спросил у Скородумова: — Как с подслушивающей аппаратурой, подключили?

— Подключили, Виктор Петрович. И к служебному, и к домашнему телефону. Надо бы и за этим хмырем установить наблюдение. Людей у них маловато.

— Из Москвы вызывать не будем. Пусть Зарубин выкручивается как умеет. Хоть сам следит. А то жирком зарос… Иди к дежурному, возьми машину и вместе с этим хмырем поезжай за художником. Дело оставь, я кое-что посмотрю.

Когда закрылась дверь за Скородумовым, Полуэктов, полистав записи допросов, заходил по кабинету. О Тобратове в деле почти ни слова. Никакой зацепки, если не считать контакта с Раковым. Узнал о том, что автомастер видел его подопечных на месте преступления, и явился к нему со своей легендой и предупреждением молчать? Вполне вероятно. Запугать этого труса ничего не стоило: от окрика дрожит как осиновый лист… Надо расширять фронт расследования, зажать кольцо вокруг начальника уголовного розыска, чтобы мышь не проскочила, выявить все его связи, контакты. А еще лучше — устроить ему ловушку. На то он и следователь по особо важным делам, чтобы уметь распутывать не только чужую паутину, а и плести свою.