— Пошли, — согласился Саблин.
— Или, может, ты по-другому думаешь? — Цеплялся пулемётчик.
Аким знал, что Сашка просто поболтать хочет, что молчать целыми днями ему тяжко, он усмехнулся и повторил:
— Пошли, поспим утром.
— У меня аккумулятор на семьдесят процентов сел уже, — продолжал Каштенков.
У Акима он сел ещё больше, броня штурмовика потяжелее, электричества «жрала» побольше. Но Саблин устал, ему не хотелось говорить, он только и ответил:
— Угу.
— И что «угу»? — Не отставал от него пулемётчик, немного раздражаясь.
— Хорошо, — коротко сказал Саблин.
С одной стороны говорить ему не хотелось, но односложные, непонятные ответы злили Сашку, и это было смешно. Каштенков оборачивался, смотрел на него с упрёком, а он делал вид, что не понимает, отчего пулемётчик злиться.
— Чего хорошего? — Спрашивал Каштенков.
— Ну, хорошо, что тридцать процентов, — отвечал Аким, опуская голову, чтобы скрыть улыбку.
— И что в этом хорошего?
— Ну как… Прошли столько, а аккумулятор ещё не разрядился, до Енисея нам трёх аккумуляторов точно хватит. — Пояснял Саблин.
— Да нам двух хватит, — недовольно говорил пулемётчик, чувствуя, что Саблин смеётся.
И тут Аким остановился. Еще не стемнело до конца, они шли с поднятыми забралами, не пользовались ПНВ, глазами глядели, и он увидал фиолетовое мерцание… Далеко до него было, и сначала он подумал, что это молнии переливаются на горизонте. Но молнии не могут сверкать бесконечно. А фиолетовый свет лился и лился, причём лился он от земли вверх, к небу. Сашка тоже стал глядеть в ту сторону, и если Саблин смотрел и раздумывал над тем, что видел, Каштенков тут же полез на ближайший бархан, втаптывая ботинками чёрную плесень во влажный песок, залез на самый верх и уже через секунду произнёс:
— Пришлые, сволочи.
Аким тоже полез на бархан, стал рядом. А Сашка продолжал убеждать его в том, что Саблин и не оспаривал:
— Точно говорю, пришлые. Батька, покойник, мне рассказывал про такое. Говорил: «Свет синий издалека видать, а подойдёшь ближе, так „гамма“ попрёт».
Саблин тоже про такое слышал, слышал, что многие считают это свечение местом пришлых и что гамма-излучения достигнут критических значений, если к этому свету приблизиться. Но это его не очень пугало, они были в броне, а броня рассчитана на излучения высокой интенсивности.
— Интересно, а сколько до того места вёрст? — Размышлял Аким.
— Не знаю, на вид километров десять, может, меньше, чёрт эту мокрую степь разберёт. А чего ты интересуешься? — Насторожился Каштенков.
— А дальномер его не увидит, наверное. — Размышлял вслух Аким.
— Да зачем тебе расстояние до него?
— Может, сходим, глянем, что там? — Предложил Саблин.
— Рехнулся? — Сразу оживился Каштенков.
— А что?
— Да ну их, пришлых, к дьяволу, не ровен час, уснёшь там и проснёшься в биоцентре уже переделанным, вот уже мало охоты у меня проснуться с коленками назад, как у «бегуна». Или с мордой как у «нюхача». Нет уж, спасибо… А такое и бывало… Тоже вот такие исследователи, ходили смотреть, что там да как… Посмотрели на свою шею.
Сашка хватает Саблина за рукав, тянет вниз с бархана, приговаривает:
— Пошли отсюда, я координаты в планшет забью, дойдём — учёным скажем, что мы тут видали. Они умные, пусть исследуют. А сами туда даже за деньги не пойдём. И даже повернём от этого света, от этих пришлых, и возьмём севернее. Подальше пойдём, чтобы не дай Бог…
Да, наверное, он был прав, лучше дойти до своих и сообщить о таком удивительном явлении, чем просто исчезнуть в пустыне навсегда. Аким пошёл за пулемётчиком, но поглядывал туда, на юго-восток, туда, где красиво переливалась синее зарево. Да, ему действительно было интересно, что там такое, неужто это и вправду те самые пришлые, о которых он слышал с детства.
Но Сашка пошёл вперёд, забирая между барханов левее и левее, ближе к северу. И стало уже совсем темно, Аким опустил забрало, иначе без ПНВ уже ничего видно не было. Он ещё пару раз оборачивался на юго-восток, но из-за барханов, синий свет уже было едва заметно. Только тучи чуть светлели над тем местом, и всё.
Они оба явно недосыпали, устали, ночью шли медленно. Сашка, даже видя следы сколопендр в темноте, уже не гонялся за ними. А к утру так они и вовсе еле плелись. И не мудрено, за три дня и две ночи пластуны прошли больше половины пути, почти шестьдесят пять километров. Для тяжёлой пехоты с полными под завязку ранцами это было очень неплохо.
Когда на востоке посветлело, стали искать место, уже и пауки не так страшны были. Выбрали большой бархан, рядом длинная лужа вдоль, и вода в луже была почти чистой. Им обоим охота было помыться, трое суток броню не снимали. Но решили дождаться утра. Каштенков уже еле держался на ногах, и Аким предложил ему спать первым. Он сам ещё мог посидеть, потерпеть. Пулемётчик тут же завернулся в брезент и заснул, а Саблин отесался бодрствовать, встречать рассвет и давить пауков. Правда, раздавил он всего одного, как только из-за линии барханов выползло солнце, больше ни одного паука Аким не видел.
Саша проснулся, когда день к полудню шёл, проснулся недовольный, сразу спросил:
— Чего не будил-то?
