Охота - [11]

Единственное, что мама дала мне (ладно, если не считать того, что она меня родила), – это Платье. Мама с папой познакомились, когда оба работали на студии «Элстри». Не над какой-нибудь классикой, это было нечто вроде «Дневника принцессы», только еще гаже, если такое бывает. Я стараюсь не вспоминать даже название. Бодяга про девицу, которая только под самый конец фильма обнаруживает, что она принцесса. Мама шила всевозможные наряды для принцессы, такой премерзкий диснеевский типаж. Зато у нее осталась красивая ткань и бисер, а маме уже недолго было до родов к тому времени, когда съемки закончились, и она уже знала, что будет девочка, вот и сшила это платье мне на вырост. Ведь правда трогательно? Было бы трогательно, если бы она продержалась не шестнадцать месяцев, а все шестнадцать лет. Теперь вы понимаете, почему папа шестнадцать лет отказывался от любой работы за рубежом и только теперь поехал наконец в командировку, когда я поступила в СВАШ. Уходя от нас, мама поручила папе хранить это платье, чтобы я надела его на выпускной в средней школе, перед переходом в старшие классы. Он так и сделал. И я надела его в последний раз в «Бювли». И знаете что? Подошло идеально.

Вот ведь странно.

Обычно я не очень тщеславлюсь своей внешностью (ну, по крайней мере, не слишком), но должна сказать, в тот вечер на выпускном я выглядела в этом платье классно. Папа сфотографировал меня и отправил снимок маме в Россию или где у нее тогда были съемки – это было еще летом, и пока что ответа мы не получили. Не очень-то и жду.

Та же фотография висела на моей стене в Лайтфуте, и теперь я перевела взгляд на нее. Единственная фотография, где я не с папой. Тут я была вместе со своим классом на выпускном, перед тем как расстаться со школой. Вдесятером, обнявшись, широко раскрыв глаза, с улыбкой до ушей, мы все разом подпрыгнули. Каждый раз, как смотрела на этот снимок, чувствовала укол в сердце. Я так скучала по друзьям, так скучала. Даже не именно по этим друзьям, вообще – по тому, чтобы иметь друзей.

Я обернулась к Эсме, на тот момент – самому близкому мне человеку в этом месте. Я подняла Платье, выставила его напоказ. Оно было прекрасно. Я была уверена: оно уместно даже для Средневековцев, даже в Лонгкроссе. Знаете, я же его на выпускной надела не из любви к маме и не потому, что тосковала по ней, все это чушь сентиментальная. Мне вообще-то на маму наплевать. Я надела его потому, что оно такое красивое. И сразу видно, что сшито на меня, – оно серебристо-серое, подчеркивает серебряные искры у меня в глазах, и спереди нашиты крошечные черные бисеринки, спиралью, в такие спирали собираются стаи грачей на закате осенними вечерами. В СВАШ мы каждый вечер их видели.

Эсме прищурилась, рассматривая платье, словно какую-то гадость.

– Господи, нет! – воскликнула она. – Ни в коем случае.

Вероятно, у меня проступило на лице разочарование – она поспешно добавила:

– Не переживай. Тебе в Лонгкроссе что-нибудь подберут.

Я бережно выложила Платье на кровать.

– Что, и наряд подберут?

– Безусловно.

Меня так и подмывало пошутить:

– С Генри снимут?

Она рассмеялась. Это был не тот стервозный смех, какой часто раздавался у меня за спиной, а вполне приятный, искренний.

– Так, – сказала она, уютно устраиваясь на кровати, одну длинную ногу поджала, другая свободно болталась. – С вещами разобрались. Какие еще вопросы?

Я присела по другую сторону от кучи отвергнутых вещей и развела руками:

– Что происходит? Что будет там в выходные?

– Такое весель, – произнесла она в точности, как Генри. – Егеря заберут нас у входа в школу ровно в пять. Ехать недалеко: Лонгкросс в Озерном крае, примерно в часе езды к югу. Лучшие охотничьи угодья, сама убедишься. Когда приедем, у тебя останется время умыться и переодеться, а потом торжественный ужин в Большом зале. Затем в субботу – охота на оленя. В воскресенье стрельба по фазанам, а в понедельник, он же выходной, будем удить форель в озере.

Господи! Впервые до меня дошло, что, помимо торжественных обедов и переодеваний в разные наряды, мне предстоит в самом деле стрелять по живым существам, а я была вовсе не уверена, как это мне понравится. Конечно, можете назвать меня лицемеркой, ведь я с удовольствием угощаюсь мясом и ношу кожаные вещи, но как-то я сомневалась, что мне доставит удовольствие прикончить забавы ради красивое животное. Я про оленя, рыбы довольно-таки уродливы, так что я бы не заплакала, если бы выудила форель.

– Мне придется… ну это… убивать?

Красивые брови Эсме взлетели.

– Ну хотя бы постараться ты должна. Какой смысл охотиться, если никого не убивать? – Она коснулась ладонью моей руки. – Но по правде говоря, в первые же выходные новичкам редко удается завалить зверя. Так что особо не волнуйся.

– Дело в том, – отважилась признаться я, – что я и ружья-то никогда в руках не держала, да и удочку тоже. Я ничего не умею.

А если совсем честно, то еще больше, чем перспектива убить красивое животное, меня пугала возможность выставить себя законченной дурой.

– Не волнуйся, – повторила Эсме. – В имении десятки егерей, есть и загонщики, и заряжающие, и много еще кого. Куча народу, тебе покажут, что делать.