Ограбление казино - [51]

— Не будет, — ответил Митч.

— Потому что, знаешь, голубок, — сказала она, — все это мне моему мужику отдавать. А девушке что-то и для себя нужно время от времени.

— На чай не будет, — повторил Митч.

— Настоящий дамский угодник, — сказал Когэн.

— Ну ее нахуй, — сказал Митч. Опять выпил. — Сейчас день. А она, тут ей медом намазано, правда, голубка?

— Лучше, чем папки перекладывать, — ответила девушка.

— Я про это ничего не знаю, — сказал Митч. — Папок никогда не перекладывал.

Девушка дошла до двери.

— Ну, — сказала она, — иногда оно не сильно лучше, чем папки. Но… но по большей части оно лучше. Иногда, знаешь, старик попадается, тогда просто быстрее. — Она открыла дверь.

— Знаешь, голубка, — сказал Митч, — настанет день, и какой-нибудь старый козел, которого ты только что выдоила, решит тебя чуточку порезать за такие базары. Как тебе это понравится?

— Господи, — произнесла девушка в дверях, — я даже не знаю. Думаешь, кончу?

— Могла б, так кончила, — сказал Митч. — Но скорей всего — нет, я вот чего думаю.

— Ну тебя в пизду, — сказала девушка, закрывая дверь.

— Вот это, — произнес Митч, — я примерно и имел в виду, когда ее сюда вызывал. Господи, ну и смешные у вас давалки в Бостоне. Мне ее чуть ли не уговаривать пришлось. А эта Полли там? То же самое. Только по-французски. «Иисусе Христе, — говорю, — я ебаться хочу. Ты разве не этим занимаешься?»

— Нет, не этим, — ответил Когэн. — Кого бы ни спросил, все тебе так скажут. Я б и сам тебе это сказал.

— Но не сказал же, — сказал Митч.

— Так а ты не спрашивал, — ответил Когэн. — Не я ж ее сюда вызывал. Та телка, что я прислал, — она ж ничего была, я понимаю? Парень мне сказал, нормальная.

— Не более того, — сказал Митч. — Я никак успокоиться не мог. Говорю ей: «Что значит — по-французски? Мне, по ходу, ебаться нравится. Кто кого тут снимает?» Вообще без разницы. Ее можно мацать, ей пистон вставлять можно, а вот ебать ее нельзя. Елки-палки. Только ебаный минет.

— Предполагалось, что это великолепный минет, — сказал Когэн.

— Когда хочешь ебаться, — сказал Митч, — великолепных минетов не бывает. Она мне рассказывает, чуваки две-три сотни за ночь башляют за то, что она делает. Это правда?

— Наверно, бывало, — ответил Когэн.

— Ага, — вздохнул Митч. — Ну а я знаешь что думаю? Я думаю, вы все тут ебнулись, раз телкам спускаете такое с рук.

— Триппера, видать, боится, — сказал Когэн.

— Ага, — сказал Митч, — ну да ладно. С такой работой, наверно, нельзя так говорить, но с ней мне не повезло. Она — она все равно не выебла никого из тех, о ком я мог бы тебе рассказать. Зубов не будет, чувак, вот и станет чудом света. А я нет. Знаешь чего? Я тебе кое-что скажу. — Митч допил. — Мне пизды настоящей не перепадало аж с самой Флориды.

— Там у тебя ништяк телка была, — сказал Когэн.

— Солнышко, — сказал Митч. — То была Солнышко. Наверно, ты ее тоже еб после того, как я уехал.

— Митч, — сказал Когэн, — когда мы с Диллоном туда приехали ночью, она была с тобой. Когда мы уехали, ты по-прежнему там оставался, и разве не с тобой она была? Ты там — сколько?

— Три недели, — ответил Митч.

— Три недели, — повторил Когэн. — А я там пробыл пять дней, как раз посередке. И как мне, нахуй, это было успеть?

— Не знаю, — ответил Митч. Взял в руку стакан. — Опять пусто, — сказал он. — Ты точно со мной не хочешь?

— По-прежнему еще рановато, — ответил Когэн.

Митч зашел в ванную. Коган услышал, как в стакан бросают лед. Как открывают кран — не услышал.

— Это Сэмми, — сказал из ванной Митч.

— Чувак из Детройта, — сказал Когэн. — Пронырливый такой на вид сольди.

— Сэмми жидяра, — сказал Митч.

— Ладно, — ответил Когэн. — Я не в этом смысле.

— Фигня, — сказал Митч. — На макаронника все равно похож. Ему тогда было б лучше, по-моему. А он еврей. Все годы, что я его знал, он по-прежнему. Сукин сын.

Когэн услышал, как из крана потекла вода. Вышел Митч с разбавленным темным скотчем. Рот он вытирал тылом левой руки.

— Это я сам лоханулся, — сказал он. — Вечером перед отъездом мы ужинаем, а он подваливает, я их знакомлю и все такое. Не знаю, чего оно меня не отпускает, понимаешь?

— Нет, — ответил Когэн.

Митч сел. Поставил стакан на журнальный столик.

— В смысле, я знаю. Когда я там — я там, а она со мной. Когда я уехал, там ты, и она с тобой.

— Ее не было со мной, — сказал Когэн.

— Я не имел в виду тебя, — сказал Митч. — Я в смысле — любой мужик. Любой, кто там есть, — она с ним. Ты уезжаешь, и она уже не с тобой.

— А-а, — сказал Когэн.

— Видишь, — сказал Митч, — вот я о чем. Я это знаю. Я ей дал, ну, в прошлом году, я там пробыл всего две недели. Нет, три. В общем, сколько это ночей?

— Двадцать одна, — ответил Когэн.

— Не, — сказал Митч. — Ай, ладно, в общем, я ее на себя записал. Четырнадцать ночей. Знаешь, сколько мне это стоило? Три тысячи долларов.

— Ну, — сказал Когэн, — вот уж нафиг. Я б телке не стал три штуки платить ни за что вообще. И плевать, что она там умеет. Я б не стал.

— Мне все равно было, — сказал Митч. — Я тогда еще в союзе был, и ребята, которые работы держали, со мной очень всегда порядочно. Никаких диких забастовок, ничего — понимаешь меня, в общем, да? Мне было плевать. В общем, это много. И я притом не