Огонёк в чужом окне - [9]

— Входите, пожалуйста, мы дома!

Ко мне, гремя тонкой цепью, подскочила рыжая собачонка с хвостом-веером.

Я отпрянул, бабушка успокоила:

— Не бойся! Рыжик, ты чего это пугаешь нас? — Она склонилась, погладила собаку.— Хороший ты мой песик, соскучился, да? Один весь день... Приходится привязывать. Отпустишь — он как шальной по чужим огородам носится, неприятностей от соседей не оберешься. Жалко на привязи держать, так сам виноват*, шустрый больно. Рыжик! — Она снова погладила собаку,— Хороший ты мой!..

I) уютном дворике много цветов. А георгины величи-ш>/1 с доброе блюдце.

— Да, цветник у вас,—сказал я с уважением.

— Л как же без цветов? Это я люблю.— Бабушка подсунула под красный георгин растопыренные пальцы, ей, индно, хотелось подержать этот цветок. — Как они без меня останутся? Уход нужен с сердцем... Полить вопрем и, бурьян выдернуть, чтоб не забивал... Живые цель они, любовь к себе должны чувствовать. Как чело-иск...

Я поставил коляску возле стола, вкопанного в землю под акацией. Три скамьи, окружавшие стол, тоже вкопаны и выкрашены п темно-голубой цвет, недавно выкрашены, »то ааметно. Дворик вацемеитирован, чисто подметен, собачья будка — маленький домик под черепичной крышей, с круглой дырой-входом, как у скворечни. Но всем чувствуется заботливая хозяйская рука.

— Сколько вам лет, бабушка? — спросил я, понимая, что мой вопрос сейчас как бы и ни к чему, неуместен.

~ Семьдесят третий пошел. С рождения Христова. Сгири...

— - Л кто вам помогает хозяйничать?

— Никто. Сама управляюсь, в шею никто не гонит, сколько осп. силы, столько и... Помаленьку, потихоньку, оно скучать некогда.

И снял с коляски чемоданы, бабушка приподняла один и:< них и тут же, покачав головой, опустила.

— - Камней, что ли, натолкали туда?

> - Это мое,— сказала Клавочка.

-- Ну да, не тебе таскать, так чего ж? —Я не по

пил, упрекает она внучку или одобряет.— Празднуй, пони молодая... Пойдемте, покажу, где спать будете.

Оми пошла в дом, оставив шлепанцы у порога. Кла-мочки поискала глазами, во что бы переобуться,— ниче-

го не попалось, пошаркала босоножками о половик, брошенный у порога, сказала сердито: «Что, мне потом с грязными ступнями в новые босоножки лезть?»—и вошла обутая.

Я с удовольствием снял туфли, пусть хоть здесь ноги отдохнут от обувных тисков.

В прихожей широкая плита, застланная газетой, на ней ведро под фанеркой, на фанерке эмалированная кружка. На узком топчане подушка с вмятиной от головы: видно, бабушка перед тем, как идти на вокзал, отдыхала. У окна — швейная машинка с накинутой на нее вышитой салфеткой. Никаких следов подготовки к отъезду, а ведь дом уже продан, новая хозяйка согласилась подождать из-за нас, бабушка ее попросила. Да и старушке трудно отрываться от всего этого: здесь родился ее муж, ее сын — Клавочкин отец. И Клавочка.

Половину квадратной, свежепобеленной комнаты — здесь все еще попахивает известью —занимала широкая кровать с горой подушек по углам, с куклой в черной копешке волос на голове.

— Клаша, вспоминаешь? Ты с этой куклой спала, ни за что не уснешь, пока не дашь тебе эту куклу. А потом ты ей голову оторвала и зыбросила. Я починила, и вот уж сколько лет она со мной...

— Господи, у меня столько этих кукол было! Надоедали быстро,

—- Потому и надоедали, что много. А у меня хоть бы одна настоящая... Из тряпочек сама шила; глаза и брови черными нитками выводила, а губы красными...

Клавочка ткнула кулаком постель.

— Мы здесь спать будем?

— Тут... А теперь идите под душ, свой у меня душ, сосед за пятерку соорудил, благодать!

Она подала Клавочке старое вафельное полотенце, а мне новое, махровое, магазинная этикетка еще не оторвана, может, для меня специально его купили.

Но помню, чтоб я когда с таким удовольствием стоил мод душем. Это была фанерная кабина с неплотно прикрытой дверцей, приткнувшаяся к стене сарая. Под ноыми лежала выскобленная добела деревянная решетки.

Пеликан сила душ! Усталость как рукой сняло. В руднику лезть не хотелось, и я вышел в одних трусах, ос глил ии на горячем бетоне следы босых ног. Напился прямо у колонки, подставив под кран ладонь. Водица — нектлр! Хорошо! Смахнул с подбородка капли и усел-i и к столу под акацией.

- Плшпштс, бабушка, что я так... Раздетый.

* А ничего! Тут свои, а с улицы не видно, отдыхай.

Вот где по-настоящему можно отдохнуть, думал я. РеГигг flu miiiiiix сюда! Пепора бы с сестренками. Хогь мл неделю... Как там у Родионыча с этим папимаминым Гошкой? Нели оп пожалуется родителям, может разра-шм.сн всемирный скандал. Обошлось бы все благополучно! Не знаю, я бы тоже, будь на месте Родионыча, иг удержался тогда.

Гошка ни с того ни с сего вдруг скверно выразился. Родионыч сделал ему замечание. Гошка вызывающе по-1мо|>1!л свое ругательство. Родионыч снова по доброму, А н;| Гошку булто нашло что, он, как петух на рас-снеге, трижды прокукарекал такое... Тут Родионыч и со-риллеи...

Чем это кончится?

Могут ведь за хулиганство посадить на пятнадцать су I о к. А если по справедливости, так судить надо Гошку, иыпудил, паразит, на такое... Мне бы повременить с оI пуском, вдруг и мой голос пригодился бы Родиону?