«Огонек»-nostalgia: проигравшие победители - [25]

Шрифт
Интервал

Я вчитался — ни-че-го себе!!! Это была листовка. Антисоветская! Такую я впервые держал в руках. Я читал текст и не верил своим глазам. Мне откровенно сообщали, что я и такие, как я, — все мы болваны, которых дергают за веревочки преступники. Хрущев с его съездом всего лишь морочат народу голову, пора бы понять.

Я думал, что эта граната сейчас взорвется в руках, казалось, что все забыли о диспуте и смотрят только на меня: чего же держу листовку так долго? Не передаю! Почему?

Я соображал. Успокоился. Убедился, что никто не обращает на меня никакого внимания. Все заняты очередным оратором. Если я сейчас передам ее дальше, как передали мне, подумал я, она попадет наверняка в руки чекисту — мы были уверены, что их достаточно в зале. Хороший повод, чтобы нас прикрыть.

Я положил листовку в карман, как ни в чем не бывало, а после окончания диспута — в силу наивности, присущей мне, — показал ее членам штаба. Как своим. Почти как заговорщикам.

Каково же было мое удивление, когда через две недели, выбравшись опять из Вешняков в Москву, в Политехнический, я узнал, что штаб распущен и диспуты прекращены. А еще через некоторое время меня выдернули с занятий к ректору курсов, нашей синекуры, для беседы с товарищем, специально приехавшим, чтобы повидаться со мной. Его интересовало, кто же передал мне ту листовочку — кто конкретно. Слава Богу, мне нечего было скрывать, я никого не запомнил.

С грустным чувством я возвращался в Сибирь. Стихи мои никому были не нужны, да и мне не нравились. Ульвур Хёрвур — Тристан — уехал в Исландию, в Рейкьявик. Лавочку в Политехническом прикрыли, и я, по глупости, имел к этому отношение. Нет, что-то не так в жизни, думал я. Где опора? Где кумиры? Зачем я опять бросаю одинокую мать и еду искать свое счастье среди странных и чуждых ей людей. Она, посетив Запсиб, бродила, озираясь, по стройке, машинально слушала мои объяснения, осторожно ставила ногу среди колдобин, плохо держась на высоких каблуках, и так и не поняла, почему я все бросил: Внешторг, карьеру, возможность жить вместе в Москве, ходить в театр, читать книги, встречаться с друзьями.

Я и сам не знал ответа на этот немой вопрос в ее взгляде.

5

Теперь мне предстояла полоса увлечения простым людом. Ничего удивительного, такова русская традиция. Мы обязательно сворачиваем на эту дорогу.

Я пристально вглядывался в лица рабочих. Прислушивался к их разговорам. Мне казалось, что эти люди мудры, а в их детской грубости достаточно беззащитности.

Утро было мокрое. Мороза не хватило, чтобы сковать землю, и грязь мягко вбирала сапоги. Звучно, со стоном, как бы нехотя, отпускала их.

Я поднялся рано, затемно. Предстояло делать материал для газеты. В очередной раз я поменял место службы. Расстался с «Комсомольцем Кузбасса», перебрался к журналистам многотиражки. Здесь не заставляли меня готовить праздничные репортажи — про первую электричку, пущенную на Запсибе. Этим занимался Миша Субботин, писавший под псевдонимом «М. Веселовский». Названия у него выходили соответствующие. Если про электричку, то — «Станция назначения — коммунизм!» И конечно, обильно цитировались речи, разрезалась ленточка, на импровизированную трибуну выходили пионеры со словами: «От имени юных сердец пионерских строителям нашим привет!» Собственно говоря, Миша писал правду — так и было в жизни. Мы все желали счастливой дороги первому запсибовскому поезду. Просто у меня было другое амплуа. Кто-то должен был выискивать на светлом челе стройки темные пятна.

На платформе у кассы — человек пять. Кто за проездным, кто — за разовым, пятнадцатикопеечным. Те, кто за разовым, норовят без очереди.

— Ну куда? Куда, хамье, не научишь вас? — останавливают их.

— Не разоряйся! Я отдал, мне берут.

— Ты у задних спрашивай… так твою, гада, мать!

— Ух! — задохнулся от неожиданного отпора молодой парень в монтажной робе. — Оскорбил бы ты меня не здесь, я бы тебе…

Я разглядел при свете фонаря, болтавшегося над кассой: не такой он молодой, тот, что без очереди. Лет тридцати.

Ругались нехотя, подбирая слова пообиднее.

Вдруг монтажник стал растерянно озираться, спросил неуверенно:

— А паспорт обязательно для проездного? Ему ответили со злобой:

— Конечно, обязательно!

Рабочий выбрался из очереди и принялся сосредоточенно складывать свои рубли. Сложил и запрятал в глубину одежд.

Чего полаялись? И верно, дети, сердитые от непогоды. До слуха долетел обрывок разговора.

— Вот, говорят, когда теленок народится… если его поднимать по два раза в день, утром и вечером, то потом быка поднимешь!

— Ага… если он тебя не задавит.

Вокруг засмеялись.

Электричка остановилась среди тумана. Я спрыгнул на насыпь. Пошел по шпалам, покрытым инеем. Светало. Я разглядывал побелевшую траву. Каждая былинка была украшена изморозью. Особенно выделялись кусты полыни — их называли «сибирской мимозой». Впереди маячили два красных глаза — поезд остановился, дальше дороги не было. Миша Субботин расстроился бы: путь к коммунизму был прегражден трубами теплотрассы, в рваных щелях которой устраивались на зиму воробьи. Туман стремился вверх, открывая панораму стройки. Где-то застучали по металлу. Кому-то не терпится, подумал я.


Еще от автора Владимир Владимирович Глотов
Оглянись. Жизнь как роман

Можно сказать, эта книга — для амбициозных мужчин, полагающих, что не зря коптят небо. Оглянись! — говорит такому человеку автор. — Попытайся понять свое прошлое. Где идеалы, где твои мечты? Туда ли ты забрел? Не потерял ли по пути друзей и любимых женщин?


Рекомендуем почитать
Мужская поваренная книга

Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.


Записки бродячего врача

Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.


Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Кое-что по секрету

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.