Огонь в океане - [134]
— Сегодня девятое мая, — заключил я, выслушав все выступления. — До конца месяца остается двадцать два дня. Если сделать два выходных дня, останется двадцать рабочих суток. Думаю, нам вполне хватит этого срока.
На лицах большинства я увидел одобрение.
— Ставлю перед нашим боевым коллективом такую задачу: всему экипажу к концу месяца изучить устройство «Урсулы» и правила эксплуатации боевых механизмов и сдать экзамен с оценкой не ниже «хорошо» и «отлично», — продолжал я. — Думаю основным методом занятий останется самостоятельное изучение. Если, потребуется помощь, обращайтесь к механику, ко мне, к другим офицерам. Сегодня прибыл переводчик, через него можно использовать также и англичан. Они по условиям обязаны оказывать нам всевозможную помощь.
Вечером, встретив в салоне «Чейсера» лейтенанта Дэвиса, я рассказал ему о том, что мы, советские подводники, беремся изучить «Урсулу», принять ее и поднять на ней наш флаг за три недели.
Дэвис стоял в группе других офицеров. Услышав мои слова, он только рассмеялся.
— Я думаю, сэр командер, вы за это время успеете лишь уточнить действительный срок, необходимый для изучения подводной лодки... Стаканчик, виски?
— Посмотрим, мистер Дэвис. Может быть, вы и правы. Но вряд ли, — коротко ответил я.
— А я верю, что они поднимут флаг в конце мая, — мотнув в мою сторону головой, вдруг заявил высокий, сухопарый офицер с отвисшей нижней губой.
Присутствовавшие, как по команде, обратили на него удивленные лица.
— Они изучат и будут управлять твоей «Урсулой» даже раньше, чем в конце мая, — продолжал офицер, ткнув чрезвычайно длинным, тонким указательным пальцем в живот Дэвиса. — У них не матросы, а инженеры! Да, именно так! Каждый их матрос — это инженер, переодетый в морскую форму.
— Ну-у?..
— Не может быть!
— Зачем же это?
Нелепую новость сухопарый офицер, как видно, сочинил тут же., как говорят, не отходя от кассы.
— Вздор! — не выдержав, грубо оборвал я.
— Сэр командер, зачем так сердиться! — покровительственным тоном прервал меня Дэвис.
Я понял, что погорячился и в дальнейшем решил отделываться шутками.
— Я пошутил, хотел проверить, насколько храбр мистер командер, — через силу улыбаясь, я указал на сухопарого болтуна.
— Мистер командер, вы слишком жестоко шутите, — густым басом, как из пустой бочки, заговорил толстый капитан третьего ранга. — Вы же знаете, какой славой пользуются ваши люди? Их даже немцы боятся. Где же этому бедняге не испугаться вашего окрика? — он показал на офицера, губа которого кривилась в искусственной улыбке.
Офицеры рассмеялись.
— Может быть, и правда среди ваших матросов есть инженеры? Что же в этом особенного? — снова вступил в разговор Дэвис.
— Нет, мистер Дэвис, инженеров у нас нет. Правда, наши матросы все без исключения имеют либо среднее, либо незаконченное среднее образование. И никого мы не обманываем. Свой союзнический долг выполняем честно. Если бы мы считали нужным иметь на корабле инженеров, мы бы это сделали открыто, не переодевая их в форму матросов, старшин или во что-либо другое.
— Командер немножко выпил и решил пошутить, вот и все! — примирительно засмеялся толстяк. — Мы же поняли...
— Все мы шутим. Надо же развлекаться в свободное от службы время. Я же тоже шучу, правда? — в тон толстяку ответил я.
Наши подводники действительно изучили устройство «Урсулы» раньше установленного срока. 27 мая все старшины и офицеры экипажа доложили, что задача выполнена, личный состав знает и подводную лодку, и механизмы, и правила их эксплуатации.
На следующий день с утра комиссия в составе Трипольского, флагманского механика Балахничева, лейтенанта Дэвиса и меня приступила к приемке индивидуальных экзаменов от членов нашего экипажа. Требования предъявлялись самые суровые. Экзаменуемый не только рассказывал устройство того или иного механизма, наизусть вычерчивая его на бумаге и называя цифровые данные, но был обязан пустить и остановить его, устранять дефекты и мелкие повреждения.
Подводники с честью выдержали экзамены. День подъема на лодке нашего военно-морского флага приблизился. Одновременно с нами успешно подготовились к этому знаменательному событию и экипажи остальных лодок нашего дивизиона.
Вечером, после ужина, я, как обычно, спустился в матросский кубрик, который располагался на один этаж ниже офицерского коридора. Возбужденные матросы тут же обступили меня. Лица их были озабочены.
— Что случилось? У вас такой вид, словно ждете глубинной бомбежки? — осведомился я, переводя взгляд с одного матроса на другого.
— Лупят, товарищ командир, плетью, — шепнул Тельный, озираясь на английских матросов, копошившихся в отдаленном углу кубрика.
— Кто лупит? Кого? — несколько растерянно переспросил я.
— Матроса Блекхилла лупят...
— Двадцать плетей дали...
— Это у них такая мера есть, дисциплинарная...
— Тяжело бедняге...
Возбужденные матросы наперебой объясняли мне о только что происшедшем наказании провинившегося английского матроса.
— Как им не стыдно? Культурный народ! — понизив голос, чтобы англичане не могли услышать, рассуждали подводники.
— Здесь и наказывали?
— Нет, товарищ командир, — пояснил кок Щекин, — это сочувствующие. Там лежит побитый Блекхилл. Лупить уже кончили.
Героя Советского Союза капитана 1 ранга Ярослава Константиновича Иосселиани советские читатели знают по книге «Записки подводника», вышедшей в 1949 году. Предлагаемая читателю новая книга Я. К. Иосселиани «В битвах под водой», в основу которой положены подлинные события, резко отличается от его первой книги, как по своему содержанию, так и по манере изложения. Автор главное внимание уделяет своим боевым товарищам, вместе с которыми ему пришлось пройти трудный и опасный путь с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».