Огонь в океане - [134]

— Сегодня девятое мая, — заключил я, выслушав все выступления. — До конца месяца остается двадцать два дня. Если сделать два выходных дня, останется двадцать рабочих суток. Думаю, нам вполне хватит этого срока.

На лицах большинства я увидел одобрение.

— Ставлю перед нашим боевым коллективом такую задачу: всему экипажу к концу месяца изучить устройство «Урсулы» и правила эксплуатации боевых механизмов и сдать экзамен с оценкой не ниже «хорошо» и «отлично», — продолжал я. — Думаю основным методом занятий останется самостоятельное изучение. Если, потребуется помощь, обращайтесь к механику, ко мне, к другим офицерам. Сегодня прибыл переводчик, через него можно использовать также и англичан. Они по условиям обязаны оказывать нам всевозможную помощь.

Вечером, встретив в салоне «Чейсера» лейтенанта Дэвиса, я рассказал ему о том, что мы, советские подводники, беремся изучить «Урсулу», принять ее и поднять на ней наш флаг за три недели.

Дэвис стоял в группе других офицеров. Услышав мои слова, он только рассмеялся.

— Я думаю, сэр командер, вы за это время успеете лишь уточнить действительный срок, необходимый для изучения подводной лодки... Стаканчик, виски?

— Посмотрим, мистер Дэвис. Может быть, вы и правы. Но вряд ли, — коротко ответил я.

— А я верю, что они поднимут флаг в конце мая, — мотнув в мою сторону головой, вдруг заявил высокий, сухопарый офицер с отвисшей нижней губой.

Присутствовавшие, как по команде, обратили на него удивленные лица.

— Они изучат и будут управлять твоей «Урсулой» даже раньше, чем в конце мая, — продолжал офицер, ткнув чрезвычайно длинным, тонким указательным пальцем в живот Дэвиса. — У них не матросы, а инженеры! Да, именно так! Каждый их матрос — это инженер, переодетый в морскую форму.

— Ну-у?..

— Не может быть!

— Зачем же это?

Нелепую новость сухопарый офицер, как видно, сочинил тут же., как говорят, не отходя от кассы.

— Вздор! — не выдержав, грубо оборвал я.

— Сэр командер, зачем так сердиться! — покровительственным тоном прервал меня Дэвис.

Я понял, что погорячился и в дальнейшем решил отделываться шутками.

— Я пошутил, хотел проверить, насколько храбр мистер командер, — через силу улыбаясь, я указал на сухопарого болтуна.

— Мистер командер, вы слишком жестоко шутите, — густым басом, как из пустой бочки, заговорил толстый капитан третьего ранга. — Вы же знаете, какой славой пользуются ваши люди? Их даже немцы боятся. Где же этому бедняге не испугаться вашего окрика? — он показал на офицера, губа которого кривилась в искусственной улыбке.

Офицеры рассмеялись.

— Может быть, и правда среди ваших матросов есть инженеры? Что же в этом особенного? — снова вступил в разговор Дэвис.

— Нет, мистер Дэвис, инженеров у нас нет. Правда, наши матросы все без исключения имеют  либо среднее, либо незаконченное среднее образование. И никого мы не обманываем. Свой союзнический долг выполняем честно. Если бы мы считали нужным иметь на корабле инженеров, мы бы это сделали открыто, не переодевая их в форму матросов, старшин или во что-либо другое.

— Командер немножко выпил и решил пошутить, вот и все! — примирительно засмеялся толстяк. — Мы же поняли...

— Все мы шутим. Надо же развлекаться в свободное от службы время. Я же тоже шучу, правда? — в тон толстяку ответил я.

Наши подводники действительно изучили устройство «Урсулы» раньше установленного срока. 27 мая все старшины и офицеры экипажа доложили, что задача выполнена, личный состав знает и подводную лодку, и механизмы, и правила их эксплуатации.

На следующий день с утра комиссия в составе Трипольского, флагманского механика Балахничева, лейтенанта Дэвиса и меня приступила к приемке индивидуальных экзаменов от членов нашего экипажа. Требования предъявлялись самые суровые. Экзаменуемый не только рассказывал устройство того или иного механизма, наизусть вычерчивая его на бумаге и называя цифровые данные, но был обязан пустить и остановить его, устранять дефекты и мелкие повреждения.

Подводники с честью выдержали экзамены. День подъема на лодке нашего военно-морского флага приблизился. Одновременно с нами успешно подготовились к этому знаменательному событию и экипажи остальных лодок нашего дивизиона.

Вечером, после ужина, я, как обычно, спустился в матросский кубрик, который располагался на один этаж ниже офицерского коридора. Возбужденные матросы тут же обступили меня. Лица их были озабочены.

— Что случилось? У вас такой вид, словно ждете глубинной бомбежки? — осведомился я, переводя взгляд с одного матроса на другого.

— Лупят, товарищ командир, плетью, — шепнул  Тельный, озираясь на английских матросов, копошившихся в отдаленном углу кубрика.

— Кто лупит? Кого? — несколько растерянно переспросил я.

— Матроса Блекхилла лупят...

— Двадцать плетей дали...

— Это у них такая мера есть, дисциплинарная...

— Тяжело бедняге...

Возбужденные матросы наперебой объясняли мне о только что происшедшем наказании провинившегося английского матроса.

— Как им не стыдно? Культурный народ! — понизив голос, чтобы англичане не могли услышать, рассуждали подводники.

— Здесь и наказывали?

— Нет, товарищ командир, — пояснил кок Щекин, — это сочувствующие. Там лежит побитый Блекхилл. Лупить уже кончили.