Огонь Менестреля - [14]

— Мы все страдали, — ответила она, и в ее глазах запылал огонь. — Кроме Хендрика.

— Я знаю, но…

Рахель, протянув руку через стол, схватила крепкую ладонь Катарины и сжала ее, не замечая, сколь крошечно-хрупкой, была ее собственная рука — лишь кости, кожа и мышцы. Ничто не имело значения. Только узы, связывавшие их, невидимые, ничем не измеримые и не подверженные времени.

— Ты живешь на Парк-авеню, под твоими ногтями засохшее тесто. Но кроме тебя некому, Катарина. Милая моя, я знаю, как трудно сделать это. Но тебе не придется встречаться с ним. Ты…

— О, Боже! — Катарина увидела кого-то в другом конце зала. Рахель почувствовала, как у нее забилось сердце. Хендрик! Неужели Хендрик? Он нашел ее? Едва дыша, она спросила:

— Что случилось?

— Джулиана. Я совсем забыла, что пригласила ее на чай. Подавив вздох облегчения, Рахель обернулась и посмотрела на девушку, которая накладывала себе бисквитное печенье и махала рукой матери. Светлые волосы, спадающие на расстегнутое черное кашемировое пальто, сияющие темно-зеленые глаза, веселая улыбка. Пленительное слияние силы и хрупкости угадывалось в Джулиане Фолл. Жизнелюбие так и бьет из нее тугой струей, как выразился бы Абрахам.

— Так это и есть твоя Джулиана? Поздравляю, Катарина, она просто красавица.

— Знаю. Иногда сама удивляюсь, как это у меня получился такой ребенок. С детства она без ума от музыки. Я не могу понять. Мы с Адрианом не увлекались музыкой, но для нее не существовало ничего другого. Ты когда-нибудь слышала ее игру?

— На концертах нет. Но я много раз слышала ее по радио. А завтра в Линкольн-центре будет сенатор Райдер. Он предлагает нам встретиться после концерта. Что ты на это скажешь, Катарина?

Катарина побледнела.

— Рахель, она ведь ничего не знает. То есть Джулиана. Я никогда не рассказывала ей.

— Про Амстердам? Ничего?

— Я не могла. Даже Адриан… — Катарина на секунду прикрыла глаза. Рахель наблюдала, как она пытается справиться с собой, чтобы предстать перед дочерью по-прежнему уверенной и спокойной.

— Никто из них не знает о случившемся со мной. Я понимаю, что излишне оберегаю своих близких, но мне не хотелось, чтобы это их коснулось. Я просто не могу говорить об Амстердаме.

— Это твое право, — осторожно заметила Рахель. Она не вышла замуж и была избавлена от необходимости принимать подобные решения. — Я все понимаю.

— Ты не станешь втягивать ее в это?

Рахель ободряюще улыбнулась, и хотя она не вполне понимала и одобряла подругу, но старалась успокоить ее.

— Разумеется, нет. Нет нужды вовлекать ее в наши дела.

Зиглер разыскал Мэтью Старка в кафетерии «Газетт», где тот яростно спорил с двумя спортивными репортерами по поводу вторых защитников. В свои тридцать девять лет Старк был смуглым, крепким и плотным. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы не шрамы, оставленные осколками разорвавшегося снаряда. Его темно-карие, глубоко посаженные глаза часто принимали за черные. Он был в джинсах, клетчатой хлопчатобумажной рубашке и в массивных армейских ботинках.

— Извините, что беспокою вас, — сказал Аарон, — но там у Фелди вас спрашивает какой-то мужчина. Он похож на персонажа фильмов ужасов. Назвал себя Пронырой.

— Проныра? Черт возьми, я думал, он уже помер.

Старк не спеша допил кофе и направился к дверям вместе с Аароном. Мэтью знал, что этот кучерявый мальчишка, носивший строгие костюмы, похожие на мокасины кожаные туфли с кисточками и ни черта не смысливший в бейсболе, благоговеет перед ним, но ему было плевать на это.

— Фелди здорово сердилась, — сказал Аарон.

— Пусть.

К тому времени, когда они вошли в отдел новостей, она уже водрузила на нос большие очки в черной оправе.

— Бога ради, не спешите, — произнесла она.

Старк и не торопился. Он уже пару лет не получал никаких вестей от Отиса Рэймонда; двадцать лет Проныра доставлял ему сплошные заботы и неприятности, и Старк полагал, что следующие двадцать лет знакомства, если, конечно, кто-то из них проживет так долго, лишь прибавят новых.

— Где Проныра? — спросил он.

— Я отправила его к твоему столу. Он говорит, что у него для тебя кое-что есть. Кто он такой?

— Он не из тех, кто будет продавать газеты.

Отис Рэймонд нетерпеливо ерзал на деревянном стуле возле стола Старка. Мэтью лишь покачал головой, когда, подойдя к этому худому, страшному человеку, разглядел у него на шее волдыри от укусов насекомых, увидел его пожелтевшие глаза и кожу. На нем были драные джинсы и армейская куртка, которая, похоже, не могла согреть его. Проныру била дрожь. Сейчас это казалось невероятным, но множество парней были обязаны жизнью военспецу четвертого класса Отису Рэймонду. Тогда он был классным парнем.

— Проныра, — окликнул его Мэтью, подойдя сзади. — Выходит, ты жив.

Проныра повернулся, оскалил зубы и пошатываясь, поднялся со стула. Одежда болталась на нем, а сам он выглядел так, словно явился из преисподней. По уставу они не должны были бы подружиться тогда. Кадровый офицер и военспец, пилот вертолета и стрелок. Они летали вместе на «Hueys» и «LOH» и выжили. Не так уж много общего. Но для дружбы достаточно.

— Мэт! Да, я еще волочу ноги. Боже ж мой, мне стукнуло сорок. Можешь себе представить?