Огонь Менестреля - [10]

— Что ему известно?

Отис пожал плечами.

— Он знает, что де Гир в Нью-Йорке и вы вдвоем что-то задумали.

— Это ему сказал де Гир?

— Люди сержанта повсюду. Он знает, что где происходит.

— Да уж, — уныло выговорил Райдер.

Если он расскажет Блоху все начистоту, то Голландец придет в бешенство и станет просто неуправляемым. Хотя формально де Гир работал на Блоха, но он принимал решения сам и руководствовался в первую очередь собственными интересами. Впервые Голландец появился перед Райдером в качестве посыльного Блоха. Тогда он сослался на сержанта и потребовал от Райдера еще больше денег и уступок, причем потребовал так, что отказать было невозможно. Но теперь пришел черед Райдера нажать на Голландца.

Сейчас Райдер понимал, что, если он выложит Блоху всю правду, сержант будет копать до тех пор, пока не разузнает все сам. А на сей раз Райдеру совсем не хотелось, чтобы Блох вмешивался в эти дела. Ему нужно было хотя бы на время удержать Блоха в стороне.

— А ты не можешь попридержать его?

— Я?!!

Каркающий смех Отиса перешел в приступ кашля. Он глотнул, кофе и, откинувшись назад, вжался костлявым телом в деревянную перегородку.

— Елки-палки, Сэм, да ты юморист! Мне не придержать Блоха. Парень, его никто не удержит. Если я попытаюсь, считай, что меня нет.

— Боже мой! Во что я ввязался?

Райдер пожалел, что Отис услышал эти слова, но исхудалый боевой ветеран грустно кивнул.

— Ты знал про это, Сэм. Ведь так? Давай я помогу тебе. О'кей? Положись на меня. Я знаю Блоха. Старик, я не хочу чтобы ты пошел ко дну.

«О, Господи, — думал Райдер, — неужели я так безнадежен, что мне нужен для защиты Отис Рэймонд?»

— Спасибо, Отис, но я управлюсь с Блохом. Все будет хорошо.

— Ты всегда так говоришь.

— Все будет хорошо. Уж поверь мне.

— Я должен что-то сказать Блоху.

— Конечно. Я понимаю. Скажи ему, что завтра вечером я встречаюсь с Хендриком де Гиром в Линкольн-центре. Мы собираемся обсудить план, как достать для Блоха деньги, чтобы он закупил оружие, убрался в свой лагерь и исчез раз и навсегда из моей жизни. Так будет лучше и для него и для меня. Наше нынешнее положение слишком опасно для нас обоих.

Отис кивком головы указал Райдеру на его тарелку. Райдер скривился и отодвинул ее.

— Я уже не помню, когда ел нормальную яичницу. Ты бы видел ту дрянь, которой сержант кормит нас. Ну, и что за план?

— Я бы предпочел не говорить.

— Парень, тебе придется.

— Послушай…

— Хочешь, чтобы Блох притащился в Линкольн-центр? Ну, тогда давай, молчи.

— Именно этого я и боюсь!

Отис ковырнул холодную яичницу.

— Тогда расскажи, Сэм.

— Расскажу, когда будет покончено с алмазом.

Райдер тщательно взвесил каждое слово, стараясь не обращать внимания на мучительную боль, поднимавшуюся из желудка. Он так боялся. Господи Всевышний, он боялся. Но все будет хорошо.

— Это самый большой, самый загадочный алмаз в мире.

— Ну?

— И если мне удастся получить его — повторяю, если — то я намерен передать его некоему сержанту по имени Филипп Блох.

Глава 3

Девушка в белоснежном переднике улыбнулась миниатюрной темноволосой даме из-за стеклянного прилавка «Кондитерской Катарины».

— Разрешите вам помочь?

— Спасибо, — ответила Рахель Штайн, почувствовав, что в этом месте ее легкий голландский акцент никого не удивит. — Я бы хотела увидеть Катарину Пеперкэмп. То есть Фолл, Катарину Фолл.

У нее не укладывалось в голове, что Катарина замужем и у нее есть ребенок.

— Как о вас доложить?

— Скажите ей, что пришла Рахель.

Она надеялась, что этого будет достаточно. Официантка ушла на кухню, и Рахель взяла из корзины с пробными образцами кусочек бисквитного печенья. Когда она была моложе, многие годы ее частенько принимали за девчонку, но сейчас на лбу, вокруг сжатых губ и маленького прямого носа пролегли резкие морщины, и окружающие считали ее старухой; хотя ей было всего шестьдесят пять. Как-то неожиданно ей пришлось состариться. Даже водитель такси предложил помочь, когда она выбиралась из машины! Разумеется, она отказалась, но поблагодарила его, чтобы в следующий раз он помог тому, кто действительно в этом нуждается. Она знала, что можно сделать подтяжку лица, и могла себе это позволить, но ей претила сама мысль о подобной процедуре. По ее мнению, люди должны были видеть это лицо и эти морщины, чтобы знать, как обошлась с ней жизнь. Рахель была убеждена в этом. Но она следила за собой — всегда ухоженные ногти, превосходная прическа — и носила дорогую, модную одежду. В этом смысле жизнь была к ней великодушна.

Через тридцать секунд из кухни вылетела Катарина Фолл, вытирая руки о передник. На ее лице отражались неуверенность и испуг. Рахель хотела улыбнуться, чтобы успокоить ее. Но не смогла. Улыбка в этой ситуации была бы ложью. Хотя, не было ничего удивительного в том, что она старалась улыбнуться. Катарину все и всегда хотели оградить от неприятностей.

— Дорогая, — спокойно сказала Рахель, сдерживая свои чувства, — ты выглядишь замечательно.

— Рахель. — Катарина подавила рыдания, прикрыв рукой рот. — Неужели это ты?

«Она выгонит меня, — думала Рахель. — Ей тяжело меня видеть. Я напоминаю ей о прошлом. Я — тень. Как и она для меня». Но Катарина, выбежав из-за прилавка, бросилась и обвила ее руками, всхлипывая: «Рахель! О Господи! Рахель!» Рахель обнаружила, что ее глаза тоже полны слез и она обнимает свою старую подругу. Она соскучилась по Катарине. Она не отдавала себе в этом отчета, но она соскучилась. Прошло больше сорока лет. Катарина, уже не скрываясь, рыдала, а сидящие вокруг люди старательно делали вид, что ничего не замечают.