Огни за рекой (Легионер) - [3]

Сунул голову в бочку с водой, фыркая отряхнулся — полегчало, но не слишком. Который день без сна… я умудрился даже где-то потерять коня в этой беготне, и не заметить как. Вместе с моими людьми я дрался на улицах и на крышах, много убивал, и, кажется, был ранен, но, кажется, не серьезно — раз до сих пор жив, и давно уже перестал что-либо чувствовать, кроме усталости.

— Атрокс, я готов.

Я обернулся. Мальчишка, Гай Эмилий Маэна, пошатываясь стоял рядом, судорожно сжимая меч. Бледный, осунувшийся, с расширенными зрачками, он изо всех сил старался держаться, но его все равно выворачивало наизнанку от вони и размазанных по мостовой мозгов. Это была его первая война.

— Иди, отдыхай, — кивнул я. Недолго осталось, от него сейчас все равно мало пользы.

— Я хочу сражаться!

— Это приказ.

— Да, господин, — он обижено поджал губы. Мальчишка…

Повернулся спиной.

— Гай, иди, — шепнул ему вслед.

Тяжело дыша, опустился на землю, привалившись спиной к полуразрушенному остову дома. Отдохнуть, чуть-чуть, совсем чуть-чуть. Главное не закрывать глаза, иначе, случись что, меня им не добудиться.

— Господин, тебе плохо?

Кто-то уже суетился рядом, пытаясь подсунуть то ли воды, то ли чего-то еще…

— Все нормально, — отмахнулся я.

Ничего, скоро конец, мои люди уже проломили стены крепости, ворвавшись внутрь. Осталось немного. Только жалкая кучка укрылась за стенами храма, но и они были обречены. Дэнтер с первой когортой добьет и их.

Осталось немного…

Ничего теперь не осталось. Самат разрушен, сровнен с землей, распахан и посыпан солью, а земля проклята, именем подземных богов. Из более семиста тысяч защитников города уцелело едва ли больше пятидесяти тысяч, попавших в плен.

Я победил. Я помню…

Так было. Так будет. Еще сотню раз. Самат еще сотню раз будет разрушен в моей памяти, и его защитники еще сотню раз — убиты. Каждый из них.

2. Что было. Огни за рекой

Впереди, на том берегу Сарасватки, вспыхнул огонек. Сначала крошечный, несмелый, словно едва проснувшийся светлячок, потом все больше, ярче, затрепетал в вечернем тумане, набирая силу, и вдруг полыхнул жарким пламенем, брызнул искрами! Но быстро устыдился, присмирел, загорелся степенно и ровно, как подобает.

— Смотри, вон и ургашские костры. Видишь?

Маленький Олин зевнул, потер кулачком глаза, но они все равно норовили закрыться, сколько не три.

— Не спи, скоро уже.

Отец весело потрепал мальчика по волосам, и вдруг заорал на всю округу:

— Эй! Эге-ге-гей! Мы идем!

Помахал рукой, словно кто-то на том берегу мог его видеть. Только далеко ведь еще, как разглядеть?

Разглядели!

Но вместо ответа грянул гром, аж заложило уши! Среди чистого ясного неба. Лошади за спиной заржали испуганно.

— У-у, дэвье отродье, — сердито буркнул Самил, отцовский сотник. Погрозил небу кулаком.

И тут же яркая молния метнулась в вышине тонкой стрелой, снова громыхнуло, но в этот раз потише.

Сотник молча сплюнул сквозь зубы. Вздохнул. Отец рассмеялся.

А Олин еще долго смотрел в небо, ждал чудес, но чудес больше не было. Жаль, так хотелось на чудеса-то поглядеть! Зато огоньков на том берегу теперь стало три, два больших и один маленький, едва начавший разгораться.

— Мы к ним, да?

— Не так быстро. Мы заночуем на этом берегу, а к ним завтра пойдем. Не боишься?

— Не-а, — Олин замотал головой.

Про ургатов говорили — огромные они, куда больше людей, и даже больше отца, у которого самого где-то затеялась капля ургашской крови. Но Янель-то совсем человек — высокий, сильный, храбрый… но человек. Только глаза золотые. А ургаты, говорят, лохматые, словно звери, говорят, у них клыки и даже рога! А еще говорят — чудеса всякие умеют творить! Удивительные чудеса… все же страшновато немного!

Но это завтра. А пока…

Олин снова зевнул, в седле его вечно укачивало. Который день в дороге, уж счет потерял! Кажется целую вечность. Весь мир успели объехать, от края до края. Сначала вниз, по щедро разлившейся Унгайке, аж до самой Адары — шумной и пестрой, остро пахнущей куркумой, анисом и свежей рыбой. Он сокрушенно шмыгнул носом — не разглядел толком, а жаль… когда теперь? Дорога мазнула краем у высоких городских стен и понеслась на восток, по каменистым предгорьям, где посуше… скакнула через быструю звонкую Айюнгель.

Обратно они поедут другим путем, через степь.

Снег, еще недавно лежавший ноздреватыми сугробами, растаял без следа, расползся пятнами и ушел под землю. Над бурой прошлогодней прелью дружно рассыпались крупные звездочки горицвета в нежной дымке молодой поросли, зазвенели лиловые колокольчики сон-травы, лениво покачивая головками на ветру…

Дзинь-дзинь-дзинь… Нет, это бубенчики в гриве Рахша позвякивают. Мерно, тихо. Глаза закрываются… туман ползет с реки…

Огромная рогатая рыбина плывет в тумане. Словно гора… нет! куда больше любой горы! Глазища у рыбины сверкают янтарем. А на правом роге лежит земля. Или на левом? Сквозь сон и не разобрать. Вот сейчас повернет рыбина, тряхнет головой, перебросит землю с одного рога на другой, земля легонько вздрогнет и настанет новый год.

— Ай!

Едва не соскользнул с седла вниз, но отец успел поймать подмышки, надежно обхватил рукой, прижал к себе. Тепло и уютно.