Огни за рекой (Легионер) - [23]

— Не стоит меня так разглядывать, это не прилично, — сказала богиня, улыбка тронула губы.

— Я… — так и не нашел что ответить.

Она легко отряхнула руки, взяла какие-то пустые горшки, прошла мимо, лишь на миг задержавшись рядом. Голова закружилась от аромата цветов.

— Иди, — кивнула в сторону дома.

Я еще долго стоял, и лишь когда звук ее шагов смолк за спиной, словно очнулся.

— А, Райгак, заходи!

Маэна сидел за столом, изучая бумаги. Это был не тот просторный приемный зал, где я бывал раньше. Меня проводили в маленький личный кабинет — здесь удобные кресла, бюстики предков в нише выстроены в ряд, окно выходит во двор, и в окно заглядывают золотые листья клена… Проконсул в серой домашней тунике, без излишеств… жилистые крепкие руки.

Я зашел, прикрыл за собой дверь, остановился рядом.

— Садись, — бросил он, продолжая что-то читать, — угощайся.

Рядом, в красной глиняной миске, горкой лежали пироги.

— Бери-бери, слева с луком, справа с творогом.

Я осторожно взял — горячие еще, вкусные. Рядом обнаружился кувшинчик вина.

Маэна наконец закончил, повернулся ко мне, глянул искоса, словно раздумывая.

— Так ты еще не передумал?

Сердце ухнуло и заколотилось у самого горла. Я точно знал — о чем он. И как я мог передумать? Ведь так долго об этом мечтал, что сейчас даже не мог поверить. Да?

Маэна остановился, сложил руки на груди и внимательно, оценивающе смотрел на меня. Пришлось выждать несколько секунд… вдруг испугался, что подведет голос, сорвется щенячьим восторгом. Вот сейчас! Я так этого хотел, и вот, кажется рядом… Кое-как удалось взять себя в руки.

— Не передумал, — сказал ровно.

Выдохнул.

Маэна заметил, конечно, усмехнулся.

— Формально, полноправное гражданство ты получишь после десяти лет службы. Но приняв присягу, в пределах легиона будешь считаться илойским солдатом. При определенной удаче, даже сможешь сохранить свои всаднические права, но это уже от меня не зависит.

— Я… я… — у меня не было слов, хоть и надо было что-то сказать.

Надо наверно было поблагодарить? Я вскочил на ноги, неуверенно топчась на месте.

Маэна чуть нахмурил брови.

— Смотри, окажись достоин.

Он говорил что-то еще…

Дорогу в лагерь я помнил плохо, мысли мешались и прыгали в голове. Не мог тогда думать ни о чем. Получилось?! Неужели правда? Медные трубы ревели, оглушая. Я был так счастлив…

* * *

Едва увидев, Нарка бросилась ко мне.

— Олинок!

Зареванная, нос распух, короткие волосы топорщатся в стороны и плечи дрожат, слишком длинные мальчишеские штаны подвернуты на босых ногах.

— Олинок..?

И дрожат губы.

— Все хорошо, милая.

Улыбаясь, я подхватил ее на руки — такая легкая, такая маленькая, даже до плеча мне с трудом достает. Длинные белесые ресницы слиплись стрелками. Старый, еще детский, шрам на подбородке… Моя Нарка.

— Все хорошо, ну что ты?

— Они заберут тебя к себе, да? — очень серьезно спросила она, заглядывая в глаза.

— Ну что ты, глупая. Не заберут. Я никогда не оставлю тебя, Нарка, милая моя, солнышко… Мы всегда будем вместе, я обещаю.

Она вдруг отвернулась, выскользнула из моих рук, поджала губы.

— Я так боюсь тебя потерять, — сказала, почти обиженно.

Вдруг понял, что никогда не видел ее такой, никогда не видел слез… нет, видел, когда погиб Роин, но это другое… Что же теперь? Гордая и насмешливая Нарка, дикая кошка, гроза степных орков, мой лучший меткий стрелок…

— Нарка, я ведь люблю тебя, ну что ты… Мы обязательно поженимся с тобой…

Она вздрогнула, хотела было что-то сказать, потянулась ко мне…

— Мы обязательно поженимся, Нарка, — говорил я. — Потерпи немного, я стану настоящим илойцем и мы поженимся. Уедем отсюда далеко-далеко. И все будет хорошо.

Я говорил чистую правду, сам в это верил, настолько, насколько вообще можно верить. Моя Нарка! Я люблю ее и никому никогда не отдам. Да хоть жизнь за нее отдать готов! Мы обязательно будем вместе, всегда, до самой смерти… вот только…

Она, кажется, качала головой, может быть далеко-далеко не хотела… сжалась вся, теребя край рубашки.

— Олинок, а давай сейчас, а? Давай поженимся? — попросила едва слышно, и голос какой-то совсем чужой.

Я хотел было сказать — давай! Но вдруг подумал, что и без того сейчас мое положение слишком шатко. Кто знает, что скажет Маэна, если у меня вдруг появится жена… у меня пока нет никаких прав… Пытался найти причины и оправдания?

— Нарка, солнышко, ну что ты? Давай подождем, чуть-чуть. Ну что нам? Что изменится? Мы ведь и так с тобой… подожди немного…

Потом долго обнимал ее, пытаясь уверить, подобрать слова. Так хотел, чтоб она была счастлива… Она прижималась ко мне, и тихо, беззвучно вздрагивали плечи.

Но ночью все снились темные глаза, золотая бабочка в волосах и маленькая родинка у ключицы… как успел рассмотреть?

* * *

— Священными молниями Громовержца клянусь беспрекословно выполнять волю консулов и начальников моих, и все силы употребить на исполнения того, что мне прикажут!

Клятва была простой…

Будь верен клятве.

* * *

Пока легион оставался здесь, но к зиме уйдет в Илой.

Жизнь мало изменилась с тех пор, как из шатров вспомогательных войск меня перевели в илойскую солдатскую палатку. Хотя, казалось, должна была начаться новая жизнь, и все иначе. Но нет, тот же лагерь, те же хозяйственные дела, только гоняли теперь больше. В конницу пока зачислять не спешили, да и не уверен, что мне это светит. Князь — да, но за душой нет ничего, кроме долгов, никакого ценза я бы не прошел. Здесь строго.