Огни Новороссийска - [28]

…Наши войска отходили к новым рубежам. Враг чувствовался за спиной, как чувствуется приближение грозы еще до того, как появится первая туча. По главной улице села Ново-Павловки пылили роты, потерявшие строй.

Я отправился на собрание колхозников артели «Шлях социализма». Собрание проходило в школе после похорон. Только что на майдане засыпали могилу шестнадцати колхозников, убитых фашистскими бомбами.

Старые и пожилые люди сидели на маленьких детских партах, на которых перочинными ножами были вырезаны имена их детей. Я тоже присел на парту на «Камчатке», рядом с девушкой, державшей в руках новеллы Мопассана о франко-прусской войне.

К доске, словно учитель, вышел председатель колхоза и вслух прочел из газеты «Знамя Родины» статью. Было очень тихо, когда он читал, и все же его попросили прочесть вторично. Когда председатель читал второй раз, его прервал шум моторов — через село летели фашистские бомбовозы.

— Что же теперь будем делать, граждане? — спросил председатель после того, как статья была прочитана. — Райком партии рекомендует нам остаться на месте… Лесов у нас поблизости нет, в партизаны податься некуда… Останемся в селе. Хлеб спалим, как советует газета. Все, что требуется для пропитания, сховаєм в землю и будем вредить оккупанту, кто чем сможет, поодиночке будем его вгонять в домовину.

Слово взял учитель. Он волновался, когда говорил, что в селе нет ни одной семьи, которая бы кровно не была связана с Красной Армией.

— Единственный долг наш оставаться верными Родине и ничего не бояться, — сказал он, поглядывая на улицу, где среди разорванных телеграфных проводов, напоминая о детях, как живой, трепетал белый бумажный змей.

— Кто за мое предложение? — спросил председатель.

Все колхозники подняли руки.

— Немцы в занятых селах заставляют крестьян выбирать старост. Я думаю мы загодя наметим на эту паскудную должность своего человека, — предложил председатель.

В класс вошел шофер Куриленко.

— За селом показались немецкие танки, — прошептал он.

— Много?

— Не знаю, не считал.

Я вышел и сел в машину, через несколько километров оглянулся. За Ново-Павловкой разливалось огненное море — горел хлеб.

К вечеру выяснилось, что фашисты обошли нашу армию и замкнули кольцо окружения. То, чего больше всего боялись, самое страшное — свершилось. В окружение попал штаб армии вместе с командующим генерал- лейтенантом Смирновым.

Энергичная попытка стрелкового корпуса генерал- майора К. А. Коротеева прорваться через станцию Лоцкино окончилась неудачей. Кольцо окружения сужалось.

Фашисты много трубили о своем оперативном методе ведения войны, о так называемых «клиньях» и «клещах». В войне 1939 года против Польши им удалось сомкнуть острия своих армейских группировок у Влодавы, на реке Западный Буг. Та же история, но в еще больших размерах, повторилась во Франции. На севере, через Голландию и Северную Бельгию к Булони, наступала группа Бока. На юге наступала, через Южную Бельгию и Люксембург, через реку Маас тоже к Булони, группа Рундштедта. Затем следовал поворот на Париж, и с рубежа реки Соммы — поход в глубь Франции.

Нашу армию окружила группа Рундштедта.

Я поехал к старому знакомому еще по Черновицам, командиру 96-й горно-стрелковой дивизии генералу Шепетову.

Полковник Шепетов за короткий срок войны получил орден Красного Знамени, звание генерал-майора и Героя Советского Союза. Мне показывали приказ, в котором немецкое командование требовало бойцов и командиров шепетовской дивизии в плен не брать, а расстреливать на месте.

Дивизия нанесла фашистам немалый урон и позднее была переименована в 14-ю стрелковую гвардейскую дивизию. Создана она была в 1923 году из 24-й железной самаро-ульяновской дивизии. В свое время ею командовал Ян Фабрициус, во время гражданской войны награжденный четырьмя орденами Красного Знамени. До Шепетова командовал дивизией генерал-майор Белов, впоследствии известный конногвардеец.

Генерал склеивал новые листы карты-пятикилометровки.

— Не вовремя вы приехали, Аксенов, положение у нас аховое, — сказал Шепетов.

Я посмотрел в открытое лицо генерала, заглянул в его умные светлые глаза и успокоился.

— Ничего не скажешь — хорошо, подлецы, воюют, умеют маневрировать… Но мы тоже не лыком шиты.

На лавке лежал офицер с лицом, скрытым бинтами, у него были выбиты оба глаза.

— Я еще могу пригодиться, как вы думаете? — спросил раненый.

— Доктор говорил, что, когда снимут повязку, вы снова будете видеть, — ответил я, хотя не разговаривал ни с каким доктором.

— «Клинья и клещи»! Оригинальный метод, спертый фашистами у русской армии, применявшей методы эти еще во времена Кутузова, — сказал Шепетов.

В комнату вошли комиссар дивизии Степанов и начальник политотдела Карельштейн, с ног до головы осыпанные сухой пылью.

— Ну, Иван Михайлович, как ты смотришь на обстановку? — спросил Степанов генерала.

Несколько раз мне приходилось слышать разговор командира дивизии и комиссара. Они много и плодотворно спорили, так как у каждого была на все своя точка зрения, сходившаяся в одном — надо не переводя дыхания громить фашистов. Но на этот раз Шепетов воздержался от спора и предложил: