Огни маяка - [17]

Киль лодки зашуршал о грунт. Толчок был слабый, почти незаметный, но Акулов с особой остротой ощутил его. Все отсеки были задраены, на корабле царствовала особая, напряженная тишина, когда каждый звук кажется предвестником удара, который может обрушиться на лодку.

Акулов знал, что войны нет, что действительное нападения на их корабль невозможно, что глубинная бомба, брошенная своим же охотником, разорвалась на безопасном расстоянии, но он не мог отделаться от какого-то грозного ощущения опасности: вот сейчас опять разорвется, уже близко, еще одна глубинная бомба, дрогнет корабль, и случится то, чего не предвидели ни командир, ни другие офицеры, ни мудрый, опытный старшина Шелест…

Тянулись долгие, томительные минуты. Было приказано не ходить, не шуметь. Акулову показалось, что прошло уже несколько часов. Он дышал с трудом, воздух будто стал тяжелым.

«Да нет, не может быть,- подумал он,- с чего бы это воздуху не хватать? Ведь мы же на учении…»

И, точно подслушав его мысли. Шелест негромко сказал:

— Воздух экономьте, ребята. Еще не знаем, сколько нам Придется пролежать на грунте. Не скоро еще, может, всплывем…

«Как не скоро? — подумал Акулов. — А если воздуху не-хватит? Как же можно? Или он так говорит?»

Главстаршина похоже не шутил. Лицо у него было хмурое. В серых глазах — холодный блеск.

Война, настоящая война! И опасность, как па войне, — каждое неосторожное движение может повлечь атаку противника, новый удар глубинной бомбы.

В эту минуту молодой матрос Синюхин, белобрысый паренек, одновременно с Акуловым пришедший на корабль, тихо сказал:

— Вроде дышать трудно, товарищ главстаршина. Долго еще нам на грунте оставаться?

Шелест ответил не сразу. Он внимательно, точно оценивающе оглядел Синюхнна — всего, с ног до головы.

— В сорок третьем году пришлось еще дольше лежать,- медленно сказал Шелест.- И сейчас воздух, которым мы дышим, по сравнению с тем, что тогда был, сладкий, как патока. Мы тогда рты, как рыбы на песке, открывали… Однако никто не спрашивал, скоро ли всплывем. Вот какие дела бывают на корабле. И ничего, простым счетом, ничего.^-

Синюхин сконфуженно молчал, потом оглянулся на товарищей. Шелест тихо возился у моторов, двигался так легко и уверенно, что, глядя на эту сильную, ладную фигуру, Акулов вдруг подумал, что со старшиной не пропадешь, зря он и Синюхин тревожатся. Он придвинулся к Синюхину, улыбнулся ему, н тот радостно, чуть искательно закивал ему головой.

— С непривычки,- прошептал Акулов на ухо товарищу,- а так ничего…

— Конечно, ничего, — тоже шопотом ответил Синюхин. — Я, понимаешь…

Он не успел досказать — старшина бросился к телефону. Он что-то ответил в трубку и приказал отдраить дверь.

В отсек неторопливо вошел командир, внимательно оглядел людей и отдал распоряжения к всплытию.

— Ну что, — спросил он Синюхина, может быть, потому, что у матроса было бледное лицо,- как чувствуете себя?

— Отлично, товарищ капитан 3 ранга.

Щеголев подошел к Шелесту, что-то сказал ему. Старшина вытянулся, ответил:

— Есть, будет выполнено…

«Ну вот, все кончилось.- торопливо подумал Акулов.-Сколько все же мы пролежали на грунте? Часа три или больше?»

И, слушая слова команды, радостно бросился к своему месту — да, да, как хорошо, что все кончилось, что сейчас они всплывут.

И тут произошло нечто неожиданное. Уже была дана команда продуть цистерны, уже лодка подымалась кверху,- и вдруг Акулов почувствовал, что палуба уходит из-под его ног. Он сначала не понял, что происходит, и инстинктивно ухватился за поручни у мотора. Лодка погружалась с дифферентом на нос. Взглянув на Шелеста, Акулов подумал, что сейчас корабль станет на попа и перевернется вверх килем, потухнет свет, станут моторы… А старшина, что делает старшина?

— Заклинило горизонтальные рули,- громко сказал Шелест,- вот что наделала глубинная бомба.

Но все кругом были спокойны, каждый стоял на своем посту, и только у Синюхина было как бы удивленное лицо.

«Если заклинило горизонтальные рули, а у лодки дифферент на нос, да еще такой сильный, то как же выпрямить корабль,- думал Акулов,- как?»

Он глядел на Шелеста, на товарищей. Что же это такое? Старший матрос Рогов, комсорг лодки, стоявший у моторов, встретил взгляд Акулова и улыбнулся ему.

Рогов был первым учителем Акулова, когда он пришел на корабль. «Ты комсомолец? — спросил он его в первый день прибытия. — Вот хорошо, будем работать вместе…»

И они работали. Рогов учил показом. «Надо тебе знать,- говорил он,- что на лодке не может случиться ничего такого, чего бы мы сами не могли при желании и умении исправить. Вот ты и учись этому. Родина дала нам этот корабль, и мы должны беречь его, как мать, как самое дорогое и святое, что есть у нас».

Родина, родина! Точно радостнее и спокойнее стало на душе. Здесь стоят люди, которые вели этот корабль в бои, готовы были умереть для свободы той большой прекрасной страны, что легла бескрайными просторами от Мурманска до Севастополя, от Ленинграда до Владивостока. У каждого из них есть в этой стране свой родной дом, любимые люди, и так хорошо думать, что много прекрасного впереди, что опять идет великая работа созидания, что встают новые заводы из развалин, поля колосятся новым урожаем и вся страна кажется одним большим домом, который строит единая братская семья.