Огни Анютинска - [3]

недоступна. «Недосягаема… Не сто процентов, а двести, нам невозможно

быть с тобой вместе», - вспоминались слова из известной песни группы

«Игра слов». Леснинский мысленно уже давно покинул аудиторию, он

гулял с ней на закате по весенней аллее, утопающей в цветах сирени… Там,

далеко, в мечтах. Засмотрелся на Аню. Ну, с кем не бывает.

- Кнопочкин!

[нет ответа]

- Кнопочкин!!!

- Здесь!

В этот момент Леснинский мысленно произнес длинную тираду:

«Так, уважаемый преподаватель! Во-первых, не называй меня этой

фамилией! Если она записана у меня в паспорте и в твоем журнале, это не

значит, что она меня не раздражает! Во-вторых, не мешай мне любоваться

моей девушкой, точнее девушкой моей мечты. Я уже собирался стихи ей

посвятить, а ты тут со своей перекличкой вмешался не вовремя!»

- Что, Кнопочкин, опять замечтался? Ты что за контрольную

получил?

- Три с минусом…

- Это я тебя пожалел еще, надо было тебе два ставить и к экзамену не

допускать! Ты ведь ничего не знаешь! Вы (к счастью для Леснинского,

теперь преподаватель обращался уже ко всей группе: когда ругают всех

одновременно, кажется, как будто не ругают никого) учиться не хотите, вы

сидите целыми днями за компьютером! Вылетите из ВУЗа, сразу пойдете

служить!

«Да если б не ваш поганый военкомат, я бы вообще здесь не сидел!» -

мысленно ответил ему Леснинский.

«Да, я, конечно, его понимаю. Ему обидно, что он рассказывает, а его

никто не слушает. И мне бы было обидно. Но, если бы все было так

очевидно, я бы просто-напросто не поступал сюда. И этого конфликта

вообще бы не возникло. Я попал сюда не совсем по своей воле… То есть нет,

конечно, никто меня сюда не гнал, я пришел сюда сам, но пришел

вынужденно: иначе бы не я пришел, а меня бы отвели, и не сюда, а в

гораздо более неприятное место, и не с ежедневным возвращением домой

после рабочего дня, а без такового. Меня привел сюда военкомат, и только

он. Просто, сначала я думал, что мне понравится, что я втянусь в этот

учебный процесс, но нет, все пошло не так. Но, к сожалению, уйти я отсюда

не могу: после этого через несколько месяцев из меня сделают раба». И

Леснинского захлестнула волна уже совсем других мыслей, нежели те,

которые владели им до разговора с преподавателем. Мысли об Аннушке,

хоть и были очень грустными и мучительными оттого, что любовь была

абсолютно безответной, все же имели и приятный, сладостно-лирический

оттенок. Мысли же о системе призывного рабства не вызывали ничего,

кроме ненависти и отвращения.

Эта и две остальные пары прошли как обычно, без каких-либо

происшествий, не считая того, которое уже было во время переклички.

Преподаватель вещал, Леснинский рисовал, листья падали, закат

приближался. День обещал вскоре закончиться, и свое обещание он

исполнил. «Семнадцать десять, как же я люблю тебя! – воскликнул в

мыслях Леснинский, - когда ты наступаешь, я могу идти домой».

Леснинский накинул свою бессменную бежевую куртку и отправился

восвояси.

И еще предстояло три таких же дня, а потом серые, пустые,

бестолковые выходные, а после этого снова, и все по кругу, и из этого круга

не вырваться. Нет, так больше невозможно, не-воз-мож-но…

IV

Так шли дни за днями. Леснинский устал. Но причиной этой

усталости была не столько ежедневная учеба и назойливые задания,

сколько все вместе, общая атмосфера этого мира. Не прекращающееся ни на

секунду одиночество, тревога, отсутствие какого-либо стимула на

горизонте… Леснинский все отчетливее осознавал, что этот мир – не его. Он

здесь родился, жил всегда, но тот, близкий ему мир, где-то далеко, и туда

надо переселяться срочно… но где он?

Вот и прошла еще одна неделя, наступил еще один вторник,

подведший окончательную, жирную черту красной ручкой.

Леснинский учился во вторую смену, и поэтому мог спать допоздна.

Этим утром его разбудил дверной звонок, пронзительный и мучительный.

Он раздался за пять минут до того, как должен был зазвонить будильник.

Не подозревая какой-либо опасности, Леснинский поспешил открыть дверь.

«Наверное, соседка опять зашла попросить соли», - подумал Леснинский.

Вместо соседки с пустой баночкой из-под соли, за дверью стояли два

человека. Один пожилой, в грязно-зеленой форме с погонами, другой

молодой, явно новоиспеченный работник местной милиции.

- Здравствуйте, - начал довольно спокойным и не внушающим страха

голосом говорить тот, что в военной форме, - ваша фамилия Кнопочкин?

- Да…

- Вам необходимо пройти в военкомат для…

- Но я учусь в институте, вот, есть зачетка, сейчас найду, где-то… -

сказал Леснинский и полез в портфель, чтобы найти бумажку, без которой,

согласно поговорке, ты букашка.

- Нет, Вы не так поняли. Нам известно, что Вы успешно учитесь, и