Огненная Кровь - [24]

— Ты так бесишься! Подумай, Аркус. Почему эти дворяне хотят убить тебя?

— Потому что я вношу изменения. Потому что они потеряют землю, которую дал им мой брат. И потому, что они хотят держаться за старые предрассудки и ненависть.

— Да. Точно. Расмус провел два года, скручивая всех и всякого, чтобы удовлетворить его потребности, без сомнения, с Минаксом влияющим на каждую мысль и решение. И теперь ты пытаешься разобраться со все этим за несколько недель. Одно дело — подписывать договоры, но другое… парад Огнекровных перед ними.

Глаза Аркуса вспыхнули, затем сузились. — Будь очень осторожна, Руби. Если ты предполагаешь, что я использую тебя как своего рода… насмешку… — Его глаза горели холодным огнем. — Подразумеваешь, что тебе не плохо здесь из-за твоего наследия… он покачал головой. — Ты лицемерка.

— И ты дурак, если не видишь, что делаешь! Мое присутствие здесь причиняет тебе боль. И я не могу этого вынести.

Его глаза стали треснувшим льдом, его скулы и челюсти, были словно вырезанные из камня, шрамы выделялись, как, будто скульптор еще не отшлифовал края. — Я умру, прежде чем отошлю тебя, чтобы удовлетворить их ненавистные ожидания.

Клятва послала дрожь чего-то болезненно сладкого в мои нервы. — Но, Аркус, если ты умрешь, как ты думаешь, что случится со мной?

Его глаза медленно закрылись и оставались закрытыми. Он выглядел почти побежденным, так отличаясь от его обычного «я», и я вспомнила, что его тело сражалось с битвой за исцеление.

— Прости, — сказала я, упав на край кровати. — Ты так устал. Ты ранен, и тебе следует отдохнуть. Мы можем поговорить об этом позже.

Он покачал головой, все еще закрыв глаза. — Я не могу позволить, тебе уехать.

Я снова вскочила. — Ты так упрям! Это может быть единственным способом спасти нас. Я пришла сюда одна, сражалась на арене, убивала и чуть не умерла несколько раз. Теперь я должна жить, как завернутый в шерсть ягненок, чтобы не получить царапин? — Я поняла, что дрожу, и мои руки были сжаты в кулаки. Была только одна вещь, которую я не смогу вынести, это быть лишённой свободы. Я не позволю никому остановить меня — даже Аркуса. — Нет. Я поеду. Я поеду.

Его глаза открылись. — Нет, Руби. Нет, ты не поедешь.

— Что ты собираешься сделать? — Мой голос поднялся до крика. — Запрешь меня в своих владениях?

— Если придется!

— Ну, тебе придется! Поступишь точно так же, как и твой брат! И я клянусь, я больше никогда не заговорю с тобой. Я клянусь жизнью моей матери.

Слова эхом отозвались и повисли в воздухе, как ножи, которые собирались упасть. Мой желудок сжался от страха, которого я не ощущала в течение нескольких недель. Сожаление опустило тяжелые острые когти в мою грудь. Зачем я это сказала? Как мы пришли к этому?

— Тогда, иди, — сказал Аркус, его голос был горькой ниткой звука. Если бы молчание было не таким абсолютным, я бы не услышала его вообще. Воздух сотрясался от боли. — Иди к своим людям. Рискуй свою жизнь, если тебе кажется это таким важным. Меня не обвиняй в том, что я держу тебя там, где ты не хочешь быть. Ты только обижаешься на меня. Я отказываюсь быть источником твоего несчастья.

— Для тебя это тоже важно, — сказала я, и мой голос сломался. — Я делаю это для тебя.

Он не двигался, и не говорил несколько минут. — Говори себе это, если надо. Беги за вещами, которых ты никогда не найдешь. Доверься лжи незнакомца.

— Я не думаю, что он врет, Аркус.

— Я больше не могу об этом говорить. Просто уходи.

Внезапно слезы появились в моих глазах, и я не могла дышать. — Я не могу оставить тебя так, когда ты слаб. Позволь мне остаться, пока ты снова не заснешь, по крайней мере.

— Нет.

— Тогда я пошлю за Братом Тислом.

Он усмехнулся. — Его я тоже не хочу видеть.

Я чувствовала изменения в нем, решимость закрыться от нас. Я сказала себе, что его гнев корениться в обиде, его холодный отказ основан на страхе. Аркус знал, что забота ведет к боли. Его мать была убита, когда он был молод. Он любил своего младшего брата Расмуса, но был вынужден возглавить восстание против него, чтобы спасти королевство от проклятого короля. Когда мы жили в аббатстве, он отталкивал меня, так как боялся собственных чувств ко мне, он отказывался от них, столько сколько мог. Он пытался защитить себя, строя стены, слой за слоем твердого льда, чтобы не подпустить никого, чтобы никто не мог разочаровать его или навредить. Если бы он продолжил это делать, ему удалось бы изолировать себя от людей, которые заботились о нем.

— Не говори так, — тихо сказала я. — Ты для него как сын. Он просто хочет помочь. Не наказывай его за то, что он согласились со мной.

— Он может сопроводить тебя по пути в порт, а затем отправиться в аббатство. У меня здесь достаточно врагов.

* * *

Брату Тислу было больно, но он ушел в отставку, будучи изгнан из замка, как нежелательный гость. Он провел дни, собирая вещи, потерянные в своих личных заботах.

С другой стороны, Марелла, как только я призналась в своих планах, пристала ко мне за подробностями, пока я не рассказала ей, как я намереваюсь найти Кая в Тевросе и отплыть оттуда. Она настояла на том, чтобы помочь мне упаковать вещи, игнорируя мои протесты, что я не собираюсь брать больше, чем сумку, которую я легко могла бы нести. По мере того как она критически просматривала в мой гардероб, она давала советы о маршруте к Тевросу и рассказывала предостерегающие сказки об опасностях доверять незнакомцам, в основном связанных с потерей монет и жизни. Я, наконец, спросила прямо, думала ли она что я поступаю, глупо ехав туда.