Огненная арена - [17]
— Не надо, Ратх, — зажала ему рот ладошкой Тамара. — Не надо… Я знаю, что ты давно догадываешься. Но ты же друг, Ратх?
— Да, друг… Поэтому не надо меня бояться и обманывать.
— Ты первый из туркмен, кто рискует попасть на эшафот, — вновь усмехнулась она, но шутки не получилось.
Ратх не засмеялся, и сказал еще строже:
— Если потребуется — пойду на эшафот. Говори, куда ехать?
Тем временем Нестеров с Андрюшей сидели в последнем ряду амфитеатра. Цирк был заполнен наполовину: программа, без изменений, шла уже целую неделю. Но и полцирка — не так уж мало: человек триста. Нестеров был спокоен, а Андрей нервничал, украдкой посматривая вверх, на противоположную сторону ку» пола, где было выставлено стекло.
В антракте они расстались. Нестеров отправился в армянский духан, который маячил тусклыми фонарями по ту сторону дороги. Андрей подождал выхода на арену гипнотизера и проскользнул во двор цирка. Клоун Романчи поджидал его у ворот.
— Пошли быстро, — проговорил он шепотом. — Смелее…
Держа Андрюшу за руку, он провел его вдоль стены и остановился возле лестницы.
— Давайте прокламации, — совершенно успокоившись, попросил Андрей. — Ничего страшного. В цирке всего один полицейский, а офицеров и вовсе нет.
Приняв от Романчи пачку отпечатанной Программы РСДРП, он сунул ее за пазуху и полез на крышу. Романчи проследил за ним, пока он добрался до купола. Затем клоун, насвистывая, вошел в коридор. В глубине прохода, возле кулис, кроме шталмейстера Никифора и двух униформистов никого не было. Романчи пристроился к ним, якобы ожидая выхода на арену, и стал следить за выставленным оконцем в куполе. Внимание публики, как всегда, целиком было приковано к гипнотизеру Кросу. И тут сверху посыпались листовки. Часть— прямо на арену, остальные — к зрителям.
Публика пришла в неописуемый восторг, ибо все сочли, что падение бумажек с неба — дело рук самого Кроса. Но гипнотизер сам растерялся. Посмотрел вверх, выругался про себя, видимо, решив, что над ним зло подшутили и, наконец, поднял прокламацию и дал прочесть ее партнерше. Та прочитала и пожала плечами. А в рядах уже начинался оживленный ропот. Вот и шепот пошел от одного к другому: «Программа РСДРП, программа РСДРП… Революционеры сверху бросили!»
Сеанс гипноза остался не оконченным. Крос не стал призывать публику к спокойствию: отпустил всех с арены и ушел сам.
Цирк продолжал гудеть от множества голосов. Восторг и возмущение, свист и смех сливались воедино, и невозможно было понять — будет ли продолжена цирковая программа. Наконец, на арене появился менеджер, призвал к спокойствию и следом за ним выбежал Романчи:
— Граждане и господа! — обратился он к публике.
— Прошу внимания! Сегодня мы познакомили вас с нашей новой программой! В заключение — римско-французская борьба!
И на арену вышли в разноцветных костюмах борцы.
Прошло немало времени, прежде чем появился полицейский наряд и двинулся по рядам, собирая «крамольные листки». Полицейские спрашивали: откуда появились листовки, кто забросил. А Андрей в это время сидел с Нестеровым в духане и тихонько посмеивался.
— Чуть было не грохнулся с крыши, — пояснял он, все еще волнуясь. — Адольф стекло выставил и оставил его тут же, а я наступил в темноте и поскользнулся… Чуть не до самой лестницы на спине проехал…
— Молодец, молодец, — удовлетворенно говорил Нестеров и смотрел через дорогу, в сторону цирка.
Около двенадцати ночи Стабровский вернулся домой. В комнате за занавеской горела свеча. Ксения, полураздетая, встретила его у порога.
— Боже, как долго, — проговорила она с упреком.
— О чем я только не передумала! Мучитель ты мой.
Ну, раздевайся скорее, да ложись, завтра у тебя первый час математика.
— Ксана, ты все спрятала? Чтобы никаких следов, понимаешь? Мало ли что…
— Не беспокойся. Остатки бумаг сожгла, а желатин вынесла за кладовку.
Он лег в постель и, ощущая на плече теплое лицо жены, сразу заснул.
Далеко за полночь, где-то перед рассветом, неожиданно в дверь постучали. Ксения встала с кровати и метнулась к окну. Стук повторился. На этот раз стучали настойчиво и бесцеремонно. Поднялся и Людвиг. Надел брюки, направился к двери.
— Откройте, полиция! — донесся грубый властный голос, и дверь жалобно застонала от ударов сапог.
— Ксана, все в порядке?
— Ох, Людвиг, Людвиг! У меня сердце чувствовало.
— Приказываю в последний раз: откройте, иначе взломаем! — прозвучала угроза и дверь заходила под ударами прикладов.
— Да погодите же! Что вы делаете?! — кинулась Ксения к двери и отодвинула задвижку. — Кто такие? Почему врываетесь ночью? Разве бела дня вам мало?
— Все злодеяния свершаются ночью, — цинично заявил полицмейстер Пересвет-Солтан, держа в руке пистолет и оттесняя плечом Ксению в сторону, к окну— Вы арестованы! Тонакевич, — распорядился он, пропуская вперед пристава, — начинайте обыск. А вас. уважаемые Стабровские, прошу сесть вот сюда, на лав «ку, чтобы не мешать делу.
— Господин штабс-капитан, по какому праву? — запротестовал Людвиг Людвигович. — Разве вам не известно, что я — преподаватель гимназии? Вы, вероятно, спутали меня с каким-то бандитом?
— Вот ордер на ваш арест, — ухмыльнулся Пересвет-Солтан. — А ежели этого вам мало, то вот и помощник прокурора, господин Слива здесь.
Исторический роман Валентина Рыбина повествует о борьбе хивинских туркмен за независимость и создание собственного государства под предводительством известного туркменского вождя Атамурад-хана.Тесно с судьбами свободолюбивых кочевников переплетаем ся судьба беглого русского пушкаря Сергея. Проданный в рабство, он становится командующим артиллерией у хивинского хана и тайно поддерживает туркмен, спасших его от неволи.
Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.
В новом романе писатель лауреат Госпремии ТССР им. Махтумкули В. Рыбин рассказывает о жизни Туркменистана с 1924 по 1945 год — время строительства социализма, первых довоенных пятилеток и периода Отечественной войны. Через трудные испытания проходят герои романа — братья Каюмовы — Ратх и Аман. Тесно переплетаются с их судьбой в судьбы красных командиров — Ивана Иргизова, Василия Чепурного, Сергея Морозова.Роман написан на основе подлинных событий.
Валентин Федорович Рыбин лауреат Государственной премий ТССР им. Махтумкули. В настоящую книгу вошли повесть «Царство Доврана» и рассказы «Берёг загадок», «Член кооператива», «Джучи», «Сотый архар».
В романе лауреата Государственной премии Туркменистана им. Махтумкули, автора ряда исторических романов («Море согласия», «Государи и кочевники», «Перелом», «Огненная арена», «Разбег» и др.) вскрывается исторический пласт в жизни Закаспийского края 1912-1925 гг.Основной мотив произведения - сближение туркменских дехкан и русских рабочих, их совместное участие в свержении царской власти и провозглашении Туркменской Советской Социалистической Республики.Рецензент: доктор исторических наук А. А. Росляков.
Писатель В. Рыбин, лауреат Государственной премии имени Махтумкули, автор известного романа «Море согласия», свой новый роман посвятил русско-туркменским связям XIX столетия. В нём показан период 30—40-х годов, когда на российском престоле сидел царь-тиран Николай I, когда Ираном правил не менее жестокий Мухаммед-шах, а в Хиве и Бухаре царил феодальный произвол ханов. Четыре государя вели в тот период жесточайшую борьбу за туркменскую землю. А кочевники-туркмены боролись за свою независимость, за обретение государственности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман повествует о международном конфликте, вызванном приходом России на Дальний Восток, является как-бы предысторией русско-японской войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.