Огненная арена - [16]
— Опять, небось, за контрамаркой, — проворчал шталмейстер. — Ну и народ нынче пошел!
— Здорово, Ратх, — приветствовал джигита Андрей, — Там ждет тебя эта… Ну, твоя знакомая.
— Тамара?
Ратх радостно улыбнулся и быстро вышел в ворота. Подойдя к девушке, он артистически, как это делал на арене, поднял руку и крикнул:
— Тамара, алле!
— Здравствуй, Ратх! Как я тебя давно не видела. Ты вспоминал обо мне?
— Еще спрашиваешь.
— Я тоже все время думала о тебе. Но дел у меня, прямо непочатый край. Уроков много и потом эти репетиции…
— Какие репетиции?
— Как какие! Разве ты не знаешь, что мы готовимся к выпускному балу? Я ведь последний год учусь. Завтра репетиция, а я староста кружка, понимаешь? Ратх, милый, давай после твоего представления покатаемся по городу. Заедем к нескольким моим подругам. Я только предупрежу, чтобы завтра пришли в гимназию… Поедем…
— Давай, — охотно согласился джигит. — Слава аллаху, в нашем доме каретой теперь никто не пользуется. Отец дни и ночи у ишана гостит, о чем-то договариваются, а Черкез с женой в пух и прах разругались. Ты знаешь что, Тамара, — предложил он, — ты садись в ландо и жди меня, если не хочешь смотреть представление. Пусть мой кучер, Язлы, пойдет посмотрит. А когда я откатаюсь, то выйду к тебе и поедем.
— Хорошо, Ратх… Ты умница!
Тамара взобралась в ландо, откинулась на спинку я облегченно вздохнула. Здесь было тепло и уютно. Через закрытую дверцу едва-едва проникал людской говор, а потом и он затих. Зрители все вошли в цирк. Вот в представление началось; словно из-под земли донеслись звуки выходного марша. Тамару сразу потянуло 1 сон.
Вчера она вовсе не выспалась. Ночью, после возвращения от Стабровских, почти до трех сидела над учебниками. Днем в гимназии, что называется, «клевала носом», и теперь, кажется, сон вовсе решил взять ее в свои объятия. «И живут же люди, — думала она с тоской. — В шелках и мехах ходят, в мягких каретах ездят. Ничего, голубчики, не долго вам осталось шиковать. Все сожжем в огромном пламени революции! Не будет ни вас, богачей, ни ваших карет!» Тамара представила Асхабад без карет, без нарядных людей и запротестовала: «Нет уж, — подумала она, — все бедняки после революции будут одеваться в шелка и каждый будет иметь свою карету. Но поместятся ли на улицах кареты, если они будут у всех? Ничего, как-нибудь поместятся! И хлеба, конечно, будет вдоволь. На каждом углу будут булочные с бесплатными калачами. Конфеты, шоколад тоже — подходи и бери. А что будем делать с паюсной икрой? Ее же мало! Всем не хватит! Одному дашь — другой обидится!». Подумав немного, Тамара решила, что паюсную икру лучше всего отдавать детишкам. Если каждому по ложке в день, то, пожалуй, всем хватит. Перед глазами проплывали картины одна другой краше. И незаметно Тамара уснула. Но как только Ратх отворил дверцу, она открыла глаза и сразу спросила:
— Уже откатался?
— Что, быстро? Сейчас — антракт. Скоро второе отделение. Говори, куда ехать.
— Сначала к Текинскому базару…
Ратх бросил кучеру: «К текинке», захлопнул дверцу и сел рядом с Тамарой. Крайне стесненно обнял ее за плечи и чмокнул в щеку.
— Только без рук, господин Каюмов, — отстранила она его.
— Я по-дружески, Тома…
— Я тоже… Давай-ка сюда твои руки.
Тамара взяла Ратха за руки и сунула их в карманы его сюртука. Затем между собой и им поставила туго набитый портфель.
— Сиди и не рыпайся, паюсоед! — засмеялась озорно.
— Паюсоед? — засмеялся он тоже. — Кто такой паюсоед?
— Не притворяйся. Можно подумать, что ты паюсную икру не ешь. У вас в доме, наверное, она не переводится.
— Ты что? — оскорбился он. — О какой икре говоришь? У нас не бывает такой. Клянусь, не ел ни разу. Шурпу, плов ем…
— Ладно, ладно, я пошутила, — строже заговорила Тамара. — Ты, конечно, человек честный. Не объедаешь ни детей, ни бедняков. Придет время, и ландо свое отдашь пролетариям. Будем детей в нем катать.
— Шутишь? — насторожился он.
— Нет, не шучу.
— Значит, наш Черкез не зря говорит, что, если будет революция, — все туркмены погибнут. А когда их не станет, тогда русские босяки возьмут все у них: ковры, кошмы, овец, верблюдов. Конечно, и ландо наше им достанется.
— Дурачок ты, Ратх, — усмехнулась Тамара и взъерошила его чуб. — Наоборот, после революции туркмены только и начнут жить по-настоящему. Все бедняки, независимо от их национальности, будут пользоваться одними правами.
— Если не обманываешь, конечно, хорошо. Но я не бедняк. У меня отец — аксакал, аульный арчин.
— Дети за отцов не отвечают, Ратх. У меня отец тоже военный фельдшер — офицер царской армии, но мне ближе бедный, обездоленный народ.
Ратх задумался. Молча подъехали к мусульманским караван-сараям. Тамара вынула из портфеля прокламации, легко вылезла из ландо и скрылась в темноте. Она вернулась минут через десять. Но довольная и в то же время испуганная.
— Теперь к школе садоводства и огородничества, — попросила она, отдышавшись.
— Неужели твоя подруга ходит в гимназию из школы садоводства? — усомнился Ратх.
— А почему бы и нет? Ее привозят на фаэтоне.
— Тамара, прошу тебя, не считай меня дураком. Я все давно понимаю. У тебя в сумке листовки и ты разбрасываешь их. И тебе нужно мое ландо…
Исторический роман Валентина Рыбина повествует о борьбе хивинских туркмен за независимость и создание собственного государства под предводительством известного туркменского вождя Атамурад-хана.Тесно с судьбами свободолюбивых кочевников переплетаем ся судьба беглого русского пушкаря Сергея. Проданный в рабство, он становится командующим артиллерией у хивинского хана и тайно поддерживает туркмен, спасших его от неволи.
Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.
В новом романе писатель лауреат Госпремии ТССР им. Махтумкули В. Рыбин рассказывает о жизни Туркменистана с 1924 по 1945 год — время строительства социализма, первых довоенных пятилеток и периода Отечественной войны. Через трудные испытания проходят герои романа — братья Каюмовы — Ратх и Аман. Тесно переплетаются с их судьбой в судьбы красных командиров — Ивана Иргизова, Василия Чепурного, Сергея Морозова.Роман написан на основе подлинных событий.
Валентин Федорович Рыбин лауреат Государственной премий ТССР им. Махтумкули. В настоящую книгу вошли повесть «Царство Доврана» и рассказы «Берёг загадок», «Член кооператива», «Джучи», «Сотый архар».
В романе лауреата Государственной премии Туркменистана им. Махтумкули, автора ряда исторических романов («Море согласия», «Государи и кочевники», «Перелом», «Огненная арена», «Разбег» и др.) вскрывается исторический пласт в жизни Закаспийского края 1912-1925 гг.Основной мотив произведения - сближение туркменских дехкан и русских рабочих, их совместное участие в свержении царской власти и провозглашении Туркменской Советской Социалистической Республики.Рецензент: доктор исторических наук А. А. Росляков.
Писатель В. Рыбин, лауреат Государственной премии имени Махтумкули, автор известного романа «Море согласия», свой новый роман посвятил русско-туркменским связям XIX столетия. В нём показан период 30—40-х годов, когда на российском престоле сидел царь-тиран Николай I, когда Ираном правил не менее жестокий Мухаммед-шах, а в Хиве и Бухаре царил феодальный произвол ханов. Четыре государя вели в тот период жесточайшую борьбу за туркменскую землю. А кочевники-туркмены боролись за свою независимость, за обретение государственности.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
Большинство произведений русской писательницы Людмилы Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. Данные романы описывают время от основания Рима до его захвата этрусками (500-е г.г. до Н.Э.).
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
Роман английского писателя Джея Уильямса, известного знатока Средневековья, переносит читателя в бурные годы Третьего крестового похода Легендарный король Ричард Львиное Сердце, великий и беспощадный воитель, ведет крестоносцев в Палестину, чтобы освободить Святой Город Иерусалим от власти неверных. Рыцари, давшие клятву верности своему королю, становятся участниками кровопролитных сражений, изнурительных осад и коварных интриг, разыгравшихся вокруг дележа богатств Востока. Что важнее: честь или справедливость – этот мучительный вопрос не дает покоя героям романа, попавшим в водоворот грандиозных событий конца XII века.Джей Уильямс (1914 – 1978) – британский писатель, снискавший большую популярность детскими книгами.
"Глухая пора листопада" – самый известный в серии романов Юрия Давыдова, посвященных распаду народовольческого движения в России, в центре которого неизменно (рано или поздно) оказывается провокатор. В данном случае – Сергей Дегаев, он же Яблонский...
В романе автор обратился к народной легенде об отсeчении руки Константину Арсакидзе, стремился рассказать о нем, воспеть труд великого художника и оплакать его трагическую гибель.В центре событий — скованность и обреченность мастера, творящего в тираническом государстве, описание внутреннего положения Грузии при Георгии I.