Офисные крысы - [30]

— Да, теперь я знаю, как мне себя вести. А с чего это ты вышел с предложением, чтобы я взял интервью у Даффида Дугласа? Ты читал его книгу?

— Конечно, еще в гранках. Мне ее прислала Маффи Тейт, и мы с Региной обсудили твое интервью с ним.

По пути из лифта мы проходим мимо Пэт Смит, семидесятилетней администраторши, которую все зовут Смита. (По какой-то причине ей разрешено курить в здании, но никто на это никогда не жаловался. Она всегда с зажженной сигаретой, похожая на скелет, выкрашенный белой краской; ее голос скрежещет, как газонокосилка.)

— Как бы то ни было, старичок, я уверен, все в конце образуется. Так всегда бывает. — Он поднимает брови и сверкает улыбкой Т.Р., которая, когда он держит ее на лице несколько секунд, становится похожа на клавиатуру рояля.

(Это было в тот день, когда Вилли понял, чьей еще вылитой копией является Марк Ларкин: актера Джозефа Коттена в роли восьмидесятилетнего Джедидайи Леланда из «Гражданина Кейна», постоянно говорившего о сигарах и медсестрах.)

Только подойдя к своему рабочему столу, я осознаю, что Марк Ларкин назвал меня «старичком». Одинаково ужасающими меня фактами являются, во-первых, то, что, как он сказал, у него «все в конце образуется», во-вторых, то, что он с Региной обсуждал, как им со мной поступить. Вот что меня по-настоящему беспокоит.

Кто он такой, мой творческий руководитель?!

Возможно, снисходит на меня озарение, это была идея Марка Ларкина — послать меня в Южную Дакоту. Этот сукин сын с пастью обезьяны, ряженный в пальто из верблюжьей шерсти, может придумать и не такое.

* * *

— Я позвонил и заказал билет на самолет в Южную Дакоту, — докладываю я Шейле.

— Это хорошо. Я тебе сочувствую, Захарий, по этому поводу. Но ты же знаешь Регину…

— Слушай, странная вещь: когда я увидел книгу Колея в гранках на столе Марка Ларкина, я подумал, что ему тоже поручили о ней написать.

— Назначить одно и то же задание двум сотрудникам? — удивляется Шейла. — Неслыханно.

* * *

Дело не только в Айви — я просто раздуваю свою обиду.

— Мне ужасно жаль, Зэки, — говорит мне Мартин Стоукс, когда мы в понедельник накануне Дня Благодарения стоим в очереди в закусочной возле работы, собираясь позавтракать.

— По поводу? — спрашиваю я и на этот раз не придуриваюсь.

Мартин — главный редактор журнала «Бой» (тираж — один миллион и продолжает стремительно расти), нацеленного на мужских особей от двадцати до тридцати лет, наставляющего их, как одеваться и какими актрисами восторгаться. Он — выходец из Южного Лондона, теперь живет на Бикман-Плейс и немного похож на здоровяка Эррола Флинна. Все знают, что Мартин рожден для великих вещей: предполагается, что, когда Гастон Моро умрет, либо он, либо Регина станет генеральным директором (или Директором: Творчество) корпорации, получив вожделенную работу с доходом миллион долларов в год (не включая расходов на кооперативную квартиру и пятидесяти тысяч вещевого довольствия), которая не потребует больших усилий.

— Рецензия на книгу целиком убойная, — продолжает он. — Я слышал, была настоящая драка. («Драка», «убойный», «хитро», «фуфло», «отстой», «семечки», «бред», «конфетка», «песня»… Я уверен, что британцы используют необычные словечки только для того, чтобы отличаться. Да, они еще называют такую простую вещь, как печенье, «диджестив-бискитами», а Мартина — «Мартыном». Их трудно понять.)

— Так уж случилось, что книга была дерьмовая.

— Я не сомневаюсь.

Он и в самом деле так считает или просто пытается быть любезным со мной? Вряд ли он много читает; скорей всего, он возвращается домой, просматривает журналы, потом — другие журналы, смотрит по телевизору «Ручей Досона», «Секретные материалы» и «Зену — королеву воинов». Мартин мог бы стать мужчиной-моделью, актером или, с его широкими плечами и квадратной челюстью, даже боксером-тяжеловесом, но по какой-то неизвестной причине он выбрал мир журналов. Раз в неделю Мартин (большинство людей в жизни не видели более изысканно одетого человека) выпускает колонку светской хроники — его постоянно обнаруживают нежащимся в объятиях моделей, старлеток и прочих женщин, — до кого только дотягиваются его наманикюренные лапы. Мы всегда с ним ладили; он напечатал несколько моих самостоятельных статей, в том числе серьезную статью на три страницы об одном подающем большие надежды сценаристе, не имеющем никакого отношения к миру Бродвея, который этих надежд так и не оправдал.

Мы вместе возвращаемся к зданию «Версаля», и на протяжении двух кварталов я принадлежу к другой лиге. Возможно, он хотел бы отделаться от меня. А может быть, и нет. Я пытаюсь «продать» ему статью о Лерое Уайте, но он отвечает, что она слишком «стара» для его издания, потом интересуется, почему «Ит» не печатает ее. Тогда настает моя очередь объяснять, что, возможно, она слишком «молода» для «Ит».

— Так, значит, ты отправляешься в Западную Дакоту? — спрашивает он, расписываясь в незнании географии Америки.

— В Восточную Дакоту, — поправляю я его.

— Не очень далеко отсюда, наверное.

— Горы Рашмор.

— Правда? Я думал, это где-то в районе Сент-Луиса.

Я спрашиваю его о том, дал ли «Бой» книге Итана Колея положительную рецензию.